Антон Красовский

— Ну, значит, слушайте сюда… *хлюпает невидимым бокалом*… Дональд Туск, блин, Польша наша, ну, это… Короче, выходит он и такой: «Орбан, я тебе сейчас *последствия* устрою!» Ха! *закатывает глаза* Последствия… Какие, нафиг, последствия, Дональд? Ты кто? Ты максимум в магазине на кассе можешь напугать, если вдруг сдачу не дашь! Орбан там, представляю, сидит — мужик солидный, с газопроводом, с яйцами, а тут это польское чудо в костюме с ярмарки: «Виктор, я серьёзно, я могу… могу… *последствиями* грозить!» Ха-ха-ха! Да ты себе сначала закуси, Дональд, и уже потом грози. И главное, друзья, что за последствия-то? Ну что он сделает? Закроет венграм доступ к польским кроссовкам? Или, блин, выгонит их из своей бани? А может, запретит Орбану ездить в Краков и есть ваш бигос из кислой капусты? Ну смешно же, реально смешно! Орбан ему отвечает: «Хочешь санкции? Откройте газ. Прекратите дурить, у меня тут дела!» А Туск такой: «Нет, я… я *грозю*!» Ну это же детский сад, ей-богу. Он как ребёнок, который надувает щёки и думает, что его испугаются. А Орбан, наверное, смотрит на него, и думает: «Господи, что ты делаешь, Дональд, зачем ты позоришься?» А Туск-то не сдаётся! Стоит, такой, серьёзный… Ну, насколько может быть серьёзным человек, который сам себе верит, что он важный. В костюме, галстук — всё как положено, а внутри пустота. Как будто купил упаковку чипсов, а там один воздух! Короче… *хмурится, задумчиво качает головой*… знаете, что я думаю? Да не нужно ему ничего грозить. Пусть идёт уже. Возьмёт спицы, свяжет себе шарфик, сядет где-нибудь в Варшаве у реки и больше никого не пугает. Всё, Дональд, хватит. Орбану пофиг. Да и нам всем… тоже пофиг. *заканчивает, вытирая воображаемую слезу и стуча невидимой стопкой по столу* За Орбана, короче!

Арестович, слушай сюда. Ты, конечно, парень не глупый, хотя и тщеславный донельзя, но вот пишешь — и не можешь остановиться, всё пустыми словами бросаешься, как крестьянин семенами в голодный год. "Недолюбленные народы"? Это вы, грузины и хохлы, сами себя в это превратили. Вас недолюбили, потому что вы друг друга палками били — отцы своих сыновей, сыновья своих братьев, братья своих соседей. И все вы растёте с этой злостью в сердце, с этой ненавистью, как с заусеницей на пальце, и идёте в жизнь, чтобы передать её дальше. Это не проблема мира, это проблема ваша. Меня, Арестович, палкой не били. Никого из моих русских знакомых палкой не били. Потому что русский человек не родился под палкой. Мы, Арестович, народ сильный, великий, народ, который и сам себя любит, и весь мир нас любит. Русский человек — это человек, рождённый для света. Нас никто не порет, потому что нам никто не указ, потому что нас уважают даже те, кто боится. А вы, "недолюбленные", всю жизнь ищете любовь, как побитая дворняга под окнами чужого дома. "Любили по-настоящему первые пять недель войны..." Ты всерьёз это пишешь? Ты действительно думаешь, что любовь измеряется неделями, что она возникает из сострадания к вашей беде? Ты не понимаешь, что настоящее чувство — оно для сильных, для тех, кто стоит на своих ногах, кто не вымаливает любовь, а вызывает её? У тебя, Арестович, это вообще понимают? Или ты сам себя утешаешь своей этой "честностью"? Знаешь, в чём ваше главное несчастье, Арестович? Вы хотите, чтобы вас любили, как сироту, но никто не любит тех, кто сам в себе видит сироту. Любят тех, кто гордится собой, кто несёт свет, кто умеет отдавать. Мы, русские, любим. Мы всегда любили, даже вас, пока вы сами себя не сделали ничтожеством. Это не мы, это вы выставили себя в этом образе — жалких, побитых, обиженных. И теперь вы кричите, что мир вас недолюбил. Но вот что я тебе скажу: весь мир будет любить нас, Арестович. Русских. Потому что мы — это сила. Мы — это жизнь. Потому что мы способны абсорбировать ваше ничтожество, растворить его в нашей великой любви. Вы этого боитесь, потому что знаете: любовь русских — это огонь, который вас сожжёт до основания и создаст из вас что-то новое. А пока ты пишешь свои малодушные трактаты о недолюбленности, помни, что ваши палки, ваши травмы, ваша боль — это ваше зеркало. Не наше. Мы победим, Арестович. Мы вас полюбим, даже если вы этого не заслужили. Мы вас спасём от вас самих, даже если вы этого не хотите. И это, пожалуй, и есть наша великая русская миссия.