Война и Отечество

Общественно-политическая деятельность началась в 30-е годы в Товариществе белорусской школы (ТБШ). В деревне Романовцы, где я родился и жил, кружок ТБШ был организован в 1929 году. Наш кружок проводил мас- совые собрания. На них принимались резолюции против угнетения белорусского народа, организовы- валось чтение русской и белорусской литературы. Драматическая секция готовила и ставила спектак- ли. Большой популярностью у населения пользова- лись произведения Янки Купалы, Якуба Коласа, басни Кондрата Крапивы...

В центральном корпусе седлецкой тюрьмы, куда был посажен за революционную деятельность в октябре 1934 года, были только одиночные камеры. Но в каждой из них находилось по три человека. Меня поместили в правом крыле корпуса на третьем этаже, по соседству с членами тюремного комитета. Здесь я познакомился с человеком, который сы­грал важную роль в моей судьбе. Это был товарищ Ян Ткачев. Он прошел трудный, но славный путь революционера-бойца. Активный член КПП, Ткачев в 1936 году уехал в Испанию, командовал одной из интернациональных бригад и геройски погиб под Мадридом...

11 июля 1934 года меня арестовали, заковали в цепи и без всякого суда, без следствия поездом отправили в Картуз-Березу. Вскоре я очутился в казарме, отделенной от внешнего мира забором и колючей проволокой. На­ходилось нас там около ста человек. Концлагерь в это время еще не был подготовлен к приему узников. Не было кухни, поэтому мы не получали горячей пищи, спали на голом цементном полу. Зато для арестованных администрация подготовила карцер, который исправно функционировал со дня открытия лагеря...

В октябре 1934 года в Райске по­явился судебный исполнитель Марчук. Еще бы: 29 тысяч злотых не внесли райчане в казну пилсудчиков. Преисполненный сознанием важности порученно­го ему дела, чиновник переходил из хаты в хату и, не обращая внимания на плач женщин и детей, «от­чуждал в пользу государства» политый потом и сле­зами жалкий крестьянский скарб. В центре деревни Марчука встретили мужчины. Они молча и неторопливо двигались навстречу чи­новнику, перегородив неширокую деревенскую ули­цу...

Вскоре после Первого мая 1934 года секретарь ОК КПЗУ собрал заседание, чтобы заслушать отчет членов ОК о том, как прошло празднование, как обстоят дела в мест- ных ячейках. Когда обсудили все вопросы, был составлен сводный отчет. Доставить его во Львов бы- ло поручено мне. Секретарь дал адрес и пароль. Но это было лишь полдела. Необходимо было подобрать городскую одежду. Товарищам удалось собрать все необходимые вещи: плащ, костюм, шляпу, ботинки и другие предметы туалета горожанина...

Весна 1936 года в буржуазной Польше ознаменовалась круп­ными революционными выступлениями пролета­риата и крестьянства. На улицах городов и в селах в столкновениях с полицией и солдатами была про­лита кровь трудящихся. Кровавые события весны 1936 года в городах Львове, Кракове, Лодзи всколыхнули всю страну. Повсюду проходили забастовки, митинги, собрания, демонстрации. У нас в Деречине, где я в то время работал секретарем райкома комсомола, партийная и комсомольская организации проводили большую агитационную и пропагандистскую работу...

Бурным был апрель 1936 года. По всей Польше, словно в по­ловодье, разлилась широкая волна протеста демо­кратических сил страны против разгула фашистско­го террора. Я в то время был секретарем Турнянского подрайкома КПЗБ в Кобринском повете. В зависимости от обстоятельств, иногда легально, а иногда и нелегально, мы собирали крестьян на ми­тинги и собрания, разъясняли положение в стране, призывали к борьбе с правительством голода, терро­ра и войны. Повсеместно принимались резолюции,...

Нас выгрузили из вагонов и плотно сбитой, опутанной цепями колонной повели к концлагерю. Под ногами шуршали рано опавшие осенние листья, перезванивали наручники на наших руках, коротко и резко вскрикивали конвоиры, поторапливая арестованных. У ворот концлагеря с нас сняли цепи и построи­ли, как солдат, в две шеренги. А напротив — враги. Они стояли, широко расставив ноги, обутые в доб­ротные сапоги. У ног некоторых из них лежали соба­ки. Карабины с примкнутыми штыками, казалось, упирались в наши сердца...

Осенью 1921 года наша семья вернулась из беженства в родную де­ревню Бутьки. Мне было тогда пятнадцать лет. Я сразу пошел на лесоразработки. В урочище Михалин Ружанской пущи одной иностранной фирме принадлежал большой лесопильный завод, куда ра­бочие возили древесину. На этом заводе нашли себе приют недобитые белогвардейцы из банды Булак-Балаховича. Им больше платили по сравнению с местными рабочими, да и получали они не обесце­ненные тогда злотые, а доллары. Балаховцы верно служили своим хозяевам...

За спиной у всех нас, братьев, был уже немалый опыт революцион­ной борьбы и не один год тюремного заключения, когда в 1936 году за колючую проволоку Картуз-Березы были брошены Сергей и Иван. ...Сделав перекличку и освободив нас от наруч­ников, полицейские приказали нашей группе следо­вать к зловеще громоздившемуся невдалеке арес­тантскому блоку. Навстречу нам ползла какая-то пу­гающая, липкая тишина. Она, казалось, заполняла всего тебя, оглушала. И вдруг в глазах сверкнули разноцветные молнии, тысячи электрических игл одновременно впились в тело...

Сегодня личный состав нашей части принял от делегации колхозников Куйбышевской области танковую колонну «Куйбышевский колхозник», построенную рабочими ордено­носного Кировского завода на ваши личные трудовые сбе­режения. Этот драгоценный подарок — яркое свидетельство несокрушимой воли советского народа к победе над закля­тым врагом всего прогрессивного человечества — немецким фашизмом. Товарищи куйбышевцы! Последовав примеру тамбовцев и саратовцев, вы доказали на деле свою готовность отдать все для священного дела защиты Советского государства...

Стихи Сергей Кошечкин Гвардии младший лейтенант Земля от взрывов — как в бреду. Над ней не воздух — смрад. Я по чужим полям иду. Сжимая автомат. Чужим селеньям, городам Не быть в лихой беде. Не грабить я пришел сюда, Не убивать людей. Но те, кто шел в мою страну. Кто в мой ворвался дом. Кто помышлял меня согнуть и называть рабом...