Лицедей понарошку

Аркадий откровенно потешался над ее страхами, убеждал, что она «привыкнет к собачкам, а собачки привыкнут к ней». Лена поклялась самой себе, что первым делом после свадьбы уговорит Бернова никогда больше не возить ее сюда. В то время ей и в голову не приходило, что она сама себе выроет яму, когда, обольщенная перспективами замужества, уговорит потенциального супруга помочь ей расстаться с Сергеем Соросовым. — Я не хотела, чтобы кто-то пострадал, — Лена попыталась защититься. — То есть, ты знала, что он псих? — Он всегда неадекватно реагировал на мои слова...

С Аркадием Лена познакомилась случайно. Он приезжал к директору автопарка по каким-то делам. Секретарша на тот момент отпросилась куда-то, и Геннадий Игоревич попросил Лену приготовить им кофе. После встречи с директором Аркадий зашел к ней в кабинет, и Лена поняла, что в следующий раз она принесет ему кофе в постель. Конечно, по многим физиологическим показателям ее новый кавалер существенно уступал Сергею. Но зато у него были: квартира в элитном доме на Тихвинской улице, дача в Дроздово с жуткими...

Лена вышла на бульваре Дмитрия Донского и пешком направилась к больнице. Моросил дождь. Пришлось ускорить шаг, чтобы не промокнуть. Ее проводили к Аркадию Бернову, которого по знакомству разместили в одноместной гостиничного типа палате. Ей с трудом удалось подавить улыбку, когда увидела, что у Аркадия вместо лица маска вуду. На вопрос девушки о самочувствии он ответил просто: — Как видишь. — Мне жаль. — Правда? — усмехнулся он. Лена обещала Аркадию, что обязательно навестит его сегодня. Адвокат...

Без преувеличения, пенсионеру Федору Игнатьевичу работа сторожем в Теплом стане доставляла удовольствие. Здесь, в гаражном кооперативе «Родник», пожилой трудоголик чувствовал себя незаменимым работником. Еще в советские времена он вместе с женой добросовестно отстоял очередь на квартиру в добротной сталинке и переехал с семьей в Бирюлево. Жена его долго не могла забеременеть — чего только ни делала, куда и к кому ни обращалась! И только когда ему до пенсии оставалось пешком доковылять, женщина понесла и родила дочь...

В разговор включилась Антонина, вдохновленная поведением свояченицы: — Мы все такие занятые, что ни у кого не хватает времени, чтобы встретиться вот так, по-семейному. А здесь, в Сколково, так замечательно! Я сама на днях планировала навестить тебя, Иечка. А тут Дима позвонил – предложил встретиться. Ну, я и говорю: давай, мол, у тебя дома. А почему именно здесь, — Антонина запуталась и на ходу придумывала версию визита, — да потому, что это любимое гнездышко моей любимой Иечки. Ведь… Ведь — о, господи!...

Появление Ии Филипповны произвело на всех ошеломляющий эффект, как в знаменитой гоголевской пьесе. Никто не ожидал увидеть императрицу. После возвращения из Мюнстера она почти не покидала своей спальни. Но при этом всегда выглядела изысканно: шелковые или атласные халаты заменили ей повседневные модные наряды, а изящные тюрбаны с выбившейся на плечо пшеничной прядью шиньона скрывали печальные последствия химиотерапии. Молоденькая горничная Тильда, белокурая австрийка русского происхождения, с растерянным...

Антонина Корф укоризненно взглянула на нее, и Ольге показалась, что она усмехнулась. — Я тоже хочу, чтобы Ия Филипповна выздоровела, но ведь это невозможно! Кто-нибудь из вас представил, хотя бы на мгновение, какие чувства должна буду испытывать я, изображая супружескую идиллию с человеком, которого в глаза никогда не видела? Мой муж погиб, и кто бы ни пришел вместо него — он не будет Павлом! Какие бы деньги мы ни предложили этому лицедею, который согласится обманывать больную женщину, потерявшую...

Ольга решила не рисковать. Любое возражение тестю сыграло бы против нее. Она ничего не сказала и почти упала на стул, с которого минуту назад поднялась, чтобы выразить протест и возмущение. Антонина пребывала в таком напряжении, что от неожиданности вздрогнула, когда брат обратился к ней с вопросом: — Что ты думаешь по этому поводу? — Я в шоке, Дима. Не знаю, что ответить. Ты всегда принимал правильные и взвешенные решения. И никто никогда не противоречил тебе. Если, по твоему мнению, это поможет Иечке… — Это поможет моей жене? — Дмитрий Михайлович посмотрел на Миккеля Хансена...

Сама по себе эта идея вызвала в Ольге глубокое возмущение. Как бы ни складывались ее отношения с мужем (об истинной причине их размолвки никто не знал), она с гордостью носила его фамилию, являясь признанной принцессой «императорского дома» Поликарповых. Ей не сразу удалось собраться с мыслями и адекватно отреагировать на слова свекра. Ольга хорошо понимала, что брак с Павлом был обусловлен меркантильными интересами ее папаши-префекта, мечтавшего выгодно пристроить свою дочь. Она не любила мужа и не хотела иметь от него детей...

Россия насторожилась, но поздно: подходящая почва для капиталистических интрижек уже сформировалась, и реформаторы дали ход тяжелой артиллерии — приватизации. Страна, задыхаясь от ненависти к обступившим ее финансовым тузам, с распростертыми объятиями встретила новую подругу. Ей не терпелось поскорее ощутить себя хозяйкой жизни, и она с радостью слепо покорилась очарованию своей фаворитки. Та обещала, что громоздкая и неповоротливая казенная индустрия вмиг расцветет, если перейдет в частные руки...

Между тем, по каждому судьбоносному для холдинга решению Дмитрий Михайлович всегда советовался с женой — самым преданным соратником и любимой женщиной. На фарфоровую свадьбу он подарил ей золотой перстень с 35-каратным индийским голубым бриллиантом, который носила австрийская императрица Мария Тереза [1]. Ия никогда не надевала это украшение, объясняла, что оно слишком громоздкое. И никто не знал, где жена олигарха хранила антикварный бриллиант стоимостью более трех миллионов долларов. Однажды, правда,...

Жилка предпринимательства неистово запульсировала в Дмитрии Поликарпове еще в середине 1980-х годов. Тем временем полусоветскую Россию уже подташнивало от эмбриона капитализма. Снова зародившись в ее застоялом чреве спустя семь десятилетий, новая формация развивалась по-кошачьи стремительно. Страна исступленно вдыхала пьянящий аромат лицедейской демократии, горстями глотала пилюли, подслащенные акушерами из Старого Света, и радостно подставляла мягкое место (под инъекции тоже). В ее опьяненном сознании уже формировались контуры долгожданного светлого будущего...