Яна Нестерук

Why feel afraid if you can't deny, That if you try to contend, It will cage you in time.

Небольшая зарисовка -- отрывок из рассказа "X.ronos" Марк смотрел, как люди на экране запихивали в огромные пасти куски пищи. Сильные челюсти без труда перемалывали их, напоминая измельчители в мусорном баке. Жир каплями стекал по подбородкам. Соус брызгами оседал на столах и лицах соседей. Сальные пальцы, лоснящиеся волосы. Запах старого горящего масла с тоннами специй лез в глотку. Остекленевшие, бездумные, заплывшие глаза следили за сменой кадров в телевизорах. Четверо рабочих грузили посылки через торговые ворота...

Разбитый корабль лежал на боку, погрузив нос в дюну. Сотни обломков были разбросаны вокруг. Время еще не успело их похоронить в пустыне. Позади корабля тянулся стеклянный шлейф из опаленного песка, острые осколки процарапали обшивку корабля и собрали кровавую жатву с команды. Нерасторопных солдат размололо в мелкий пиксельный фарш. Саймон должен был оказаться в их числе. Но по какой-то причине прошивший борт корабля снаряд не расщепил его. Ударная волна швырнула Саймона в технический люк, и лазерный луч задел его лишь по касательной...

запах смолы летом. терпкий и душный. горячий ветер колышет белые от жара и пепла ветви. острые песчинки режут руки. пора брать перчатки. тяжелые ботинки глубоко вязнут. в мягком асфальте. шестерни скрипят. смазать бы. маска на лице. а фильтры забиты. запах смолы восхищает. я вспоминаю вкус варенья из липы в чае...

Укрывал сердце пеплом, покрывал душу смогом. Я курил сигареты со вкусом луны. Каждый раз точно зная, что ждет за порогом, Я ждал терпеливо новой волны. Я сажусь возле стойки, выбираю бутылку. "Огоньком угостить"? - вопрошает сосед. Мне припомнить не сложно выстрел в затылок, Но сегодня нужды такой больше нет. Выпиваю со Смертью, играю с ним в кости, Дым в лёгких струится, горчит, словно скорбь. В углу дальнем карты сложил старый мастер, Его имя читал тот, кто знает фольклор. Перья правды в кармане, за поясом свиток, Пара монет - нечем платить...

Все мы родом из детства, верно? Окружение, отношения в семье, друзья, школа, контент, который мы "потребляем" - все это складывается кусочками паззлов в сложную картинку под названием "Человек". Именно поэтому воспитание ребенка имеет огромное значение. Недавно (ну, как недавно, пару месяцев назад) на моем любимом писательском сайте гремела дискуссия. Ее суть выражалась в вопросе: толерантное воспитание: любовь к ребенку или наплевательство со стороны родителей? И знаете, в чем заключалась ошибка большинство спорщиков? В четком разделении на "плохо \ хорошо"...

Вокруг Артема толпились одноклассники, с болезненным любопытством заглядывая ему в лицо. Кто-то тянулся к одежде, кто-то вертелся вокруг толпы, в надежде отыскать место поудобней. Каждый хотел отхватить частицу его ауры, получить немного заразной самоуверенности. Артем усмехался. С чувством собственного превосходства он вертел белобрысой головой, осматривая «паству», благосклонно позволяя одноклассникам насладиться разделенным с ними триумфом. – Ну, не тяни! – Все. Все пятьдесят. Вот тут все...

Привет! Хотите сыграть в одну игру? Все очень просто. Узнаете стихотворение? Бывает, тоска грызет моряков, И те, желая бесцельно развлечься, Хватают пернатых Моря, крупных буревестников, Сопровождающих корабли в штормовом пути. Резко брошен на доски, потерпевший от злодеянья, Освистанный шейх вышины лазоревой, Повесив гигантские светлые перья, Он, как оглобли, их с трудом тащит вслед...

Чайки ловили рыбу. Бросались с высоты прямо в волны, подныривали, хватали рыбешку, а затем взлетали, и все повторялось снова. Кое-кто, уже отяжелев, болтался в воде, как пухлый белый поплавок. А кое-кто недовольно вопил, вот уже в который раз оставаясь ни с чем. Прибой шептал. С мерным урчанием облизывал песчаный берез пляжа, накатывал и уносил пенные волны. По воде с брызгами и хохотом носились дети, восторженно вопили мальчишки, прыгая на глубину с волнореза. Я искала Джонатана Левингстона взглядом...

Смотрю на друга. Друг – на подсолнух. Тот невинно желтеет. Ветер слегка колышет. Пряно пахнет трава. Лепестки тянутся ввысь. На мне шлепки. Резиновые, синие. Ноги черны. От грязи, конечно. Щеки, наверное, тоже. Руки измазаны вишней. – Посадим на грядку! – уверяет Сережа. Смотрю на подсолнух. Он просто растет. На чужом огороде. Было это утром. Мы строили палисадник. Сажали цветы. Под ореховым деревом. В затененном дворе. У моей бабушки. Мы семена садили. Водой поливали. Ждали скоро ростки. А тут… Этот чертов подсолнух...

Первое, что увидела СиЭн – было задумчивое лицо старичка в окулярах с тройными линзами. Он подкрутил что-то в ее глазу миниатюрной отверткой, и черно-белое зрение вдруг обрело полный спектр. СиЭн дернулась, ремни крепко сдавили руки. Старичок улыбнулся и задорно окликнул кого-то: – Смотри, мать! Получилось! СиЭн повернула голову, изображение сместилось с лица на интерьер рабочего бокса. Инструменты, детали механизмов, промасленная ветошь, канистры с горючим, механоид над ямой. Позади что-то прогрохотало, затем в пределы видимости вторглась новая фигура...

Ибис перегнулся через перила моста и плюнул в реку. Секунду он пытался проследить за полетом слюны, а затем вернулся к разговору. – Этому некогда. Ему умирать через два дня, а он до сих пор Героев ІІІ не прошел. Высокий мужчина в дорогом черном костюме щелкнул именной зажигалкой. Сигарета чихнула густым дымом с запахом зеленого яблока и тухлых яиц. Мужчина вынул сигарету изо рта, рассмотрел ее, как диковинку, а затем смял в ладони. «Опять бракованная». – Тогда ту девочку в красном? – Слушай, Птичка, – тут же отозвался мужчина...