StoryStore

Начала я встречаться с Борей. Ну, ты знаешь, мне на парней не везёт. А тут Боря. Высокий, руки сильные (и не только руки). Короче, всë как я люблю. Брюнет. Ну, это не важно. Не сидел, ничего, не то что Стас. И не алкаш. Помнишь Женю? Он ещё мой ноутбук нечаянно продал. А Боря не пьёт. Я тоже сказала, что не пью. Девушка не должна каждую пятницу нажираться, если её парень не пьет. Ну, то есть она, то есть я, вообще ничего никому не должна, но как-то неудобно просто. Ну, вот. Я не пью, он не пьёт, мы такие оба не пьём, зато спим...

- И не называй меня дедушкой. - Ной оторвался от папируса и, устало вздохнув, посмотрел на гостью. Серая и невзрачная, она порхала над заваленным свитками столом. Он попытался припомнить, как называется ее вид и не смог. "Не долетит, - подумал Ной, глядя на ее слабенькие крылья, - до Арарата точно не долетит" - Ты пойми,- мягко сказал он, - у меня ведь четкое указание сверху: каждой твари по паре. По паре, понимаешь? Гостья молча кивнула. - Хочешь, чтобы меня с должности сняли? Гостья отрицательно помотала головой, но улетать не собиралась...

— Малыш! Я прилетел! Ты рад меня видеть? Уф! На подоконнике сидел и тяжело дышал старый друг Малыша — Карлсон. — Надо бросать курить. Моторчик уже не тот. Карлсон зашелся глубоким и булькающим кашлем и щелчком отправил окурок в окно. Проследив за траекторией полёта бычка, Карлсон удовлетворенно крякнул. — Смотри! Прям за шиворот тому дядечке. Вот умора! Неуклюжа сползая с подоконника Карлсон ногою отправил в полёт горшок с геранью. Плюхнувшись грузным мешком на пол, он ловко вскочил, но тут же схватился за бок...

Женщина, громко топая, идет к холодильнику. Продукты держат дверку изнутри и орут: - Нету места! Женщина всë равно открывает, ногой утрамбовывает продукты и запихивает в серединку арбуз. Уходит. В холодильнике некоторое время молчат, офигев от такого поворота. Далее градус ненависти начинает расти. Из-под жопы арбуза торчат длинные начинающие желтеть конечности сельдерея. Яйца с бокового балкончика: - Штош, у нас убийство. Опять. Сельдерей: - Да живой я. Молоко рыдает в голос: - Он был такой невкусный и бесполезный, но мы будем помнить его...

- Свобода размахивать руками заканчивается у кончика носа другого человека! – патетически произнес бомж в сером костюме, и тут же получил в жбан от другого бомжа в белом костюме с пятнами. - Добро должно быть с кулаками! – прилетел второй удар. Бомж в белом костюме отошёл в сторону и, с разбегу, налетел на противника, повалив того на землю. Два бомжа боролись. Бомж в белом костюме продолжал. - Ладно бы вы, милейший, меня обидели. Вы позарились на святое! Вы бессовестно врёте, что уважаемый мною...

Вы думаете, старые сказки - такие уж старые? Да нифига! Вот, есть, например, одна такая - очень злободневная. Читаешь, и кажется, прям, как с твоей жизни писана. ... Жил себе да жил, не то, чтоб не тужил, но и горя не знал. Сидел, можно сказать, тихо в домике, никого не трогал. И тут приходит какой-то старый хрыч в комменты и говорит: Э, нет, дорогой! Так не пойдёт! В наше время так не делали! А ну, вылазь! И давай тебя за остатки волосни из домика тащить. Ну, ты, ясно море, сопротивляешься изо всех сил...

После нашего похода у меня горела жопа, а Вовку всего обсыпало, и пару пальцев распухло. — Аллергия, — сказала бабка. — Ещё бы. Как минимум три килограмма конфет схреначили в два рыла. Чтоб вас понос пробрал и глаза на лоб повылазили. Это ж надо дорваться так до сладкого. Дед, бери мотик у соседа и езжай за докторшей. Надо ещё и пальцы посмотреть у этого малахольного. Не дай бог перелом или трещина. Лучше бы у вас жопа треснула. Я, конечно, попытался напроситься с дедом. Мне очень нравилось кататься в люльке...

Очень худо жили дед с бабкой. Бедно. На отшибе села, совсем одинокие. Тоска, прямо помирай. Откуда тем осенним, промозглым днем нарисовался кот, неизвестно. Бабка с дедом вернулись из лесу (гуляли, сосну для гробов выбирали), а на лавке кот сидит как человек, ног… лапами выжидающе болтает. Сплошь серый, здоровый, морда круглая что будильник, а ушки махонькие. И лыбится. Старик со старухой остолбенели. А этот тип подмигнул янтарным глазом, да и говорит: – Ну, привет что ли! Дед покрепче стиснул топор, а бабка перекрестилась и сказала: – Амба! Знать давеча были не опята...

Полная луна вышла из-за облаков и нарисовала ровные прямоугольники света на полу больничного коридора. Ясон оглянулся. Мастер Арг застыл у зарешеченного окна и что-то шептал, глядя на извечный маяк всех котов и влюбленных. Ясон устало вздохнул. - Кто-нибудь, поторопите его… Человек с длинными седыми волосами, в мешковатой пижаме, дотронулся до плеча стоявшего. - Пойдемте, друг мой. Луна вечна, а мы, к сожалению, нет. Мастер Арг оглянулся. В глазах его стояли слёзы. - Орфей, вы поэт, вы понимаете меня...

Осенние неврастеники начинают задумываться ещё в конце августа. Им отчего-то мучительно хочется декаданса, трагедии, шëлковых платьев, кружевных зонтиков, пикников, адмирала Колчака, в белом мундире непременно. Хочется ехать в Ниццу в международном вагоне. Вместо этого их везут на осенний клёв щуки. Сидя в лодке, в лыжных штанах вместо шëлкового платья, неврастеник мысленно сочиняет письмо актёру Хабенскому, начинающееся словами "милый Костя, забери ты меня отседова". В октябре холодает и приоритеты меняются...