Размещением Ивана руководил сам Пётр Николаевич. Евгения даже не показалась в тот день. Комнату для слуг застелили еловыми ветками, сверху несколько слоёв мешковины. Откуда-то принесли старенькую широкую лавку. Смотреть за Иваном велели сиделке, нанятой спешно из деревенских жителей.
Пётр Николаевич хотел было отправиться за Анисией и её посадить рядом с Иваном, но передумал. Не захотел Евгеньку лишний раз тревожить.
А Евгения вела себя так, как будто и не было в их доме Ивана.
Сиделку на ночь отпускали. После несостоявшейся свадьбы Евгения потеряла сон. Бродила ночами по дому. Стала пугливой. Бывало, сидит в гостиной, а ей мерещится, как кто-то ходит за дверью. Выйдет, а там никого. В окно выглянет, и как будто белое что-то мелькает. Доводила себя до сильнейшего страха, а потом еле живая в свою комнату поднималась, накрывалась с головой одеялом и дрожала до утра. А сна так и не было.
Начали к отцу присылать сватов отставные офицеры довольно пожилого возраста. Объясняли ему, мол, они своё отжили, Евгеньке придётся немного потерпеть и всё ей останется. Хотелось им скрасить свои дни в компании молодой жены. Уговаривали Полянского, угрожали, что никому дочь его и за бесплатно не нужна.
Пару раз Пётр Николаевич даже обмолвился при Евгеньке о замужестве. Но та даже слушать не стала. Хлопнула дверью, и потом неделю с отцом не разговаривала.
Часто стала замечать Евгения Марию. Раньше та и не ходила к отцу в конюшню. А тут повадилась ему обеды носить. Идёт с корзиной, а сама глаз не сводит с дома Полянских.
Пётр Николаевич заглядывал в комнату к Ивану каждый день. Тот так и был без сознания. Но зато кожа как будто на глазах обновлялась. И лицо стало чище, и шрамы как будто разгладились. Сиделка ухаживала за Иваном исправно. Меняла ему одежду, щедро мазала мазью. Сама эту одежду стирала. Два раза в день вливала ему в рот жидкую похлёбку. Иван пару раз чуть не захлебнулся. Но после этого стал кашлять и шевелиться иногда. Глаза не открывал.
Однажды ночью Евгения по привычке спустилась вниз. Налила воду из графина. Зажгла свечи в гостиной. Оглянулась и потеряла дар речи.
За её спиной стоял Иван. Совершенно голый.
Евгения даже закричать не смогла.
Он выхватил вдруг кружку с водой, пил жадно, вода стекала по груди. Потом вытер рот ладонью.
За дни болезни Иван сильно исхудал. Евгения заметила, что шрамов на лице почти не осталось. Только правая щека выглядела как заплатка на штанах. Ещё никогда дочь Полянского не видела мужчину голышом. Без капли стеснения рассматривала Ивана.
Это немая сцена длилась недолго. Иван протянул Евгении кружку. Та взяла её дрожащими руками. А он отвернулся и пошёл в комнату.
Евгения так и простояла с кружкой до утра. Даже не пошевелилась. Наутро отец подошёл к дочери. Она со слезами на глазах рассказала о ночном происшествии. Вместе пошли в комнату, где разместили кузнеца.
Там сиделка надевала на Ивана чистую одежду.
— Высушила вот, — как будто оправдывалась та, — мокнет всё время. Может ещё парочку рубах? Не справляюсь с этими. Ночью потеет меньше, вот и сохнет ночами одежда-то.
— Выделю, — пробормотал Пётр Николаевич. — Ты скажи лучше, он глаза открывает? Или ты спишь рядом с ним?
— Не открывает! Дышит громко, кашляет иногда. И всё. Я же наблюдаю беспрестанно. Ну может когда отвлекусь на переодевание. В лицо-то не луплюсь всё время.
— Ну-ну, — пробормотал Пётр Николаевич и обратился к дочке: — А тебе, лисонька, надо не ночами шастать, а спать. От стольких бессонных ночей и не такое померещится.
— А что случилось-то? — испуганно прошептала сиделка. — Неужто душа его погулять выходила?
— Не твоё дело! — грубо ответил Полянский. — Ты давай, смотри за ним. А если погибнет, рядом с ним ляжешь.
Сиделка закивала, перекрестилась три раза и поклонилась Петру Николаевичу. Прошептала:
— Всё сделаю, Пётр Николаевич…
Когда вышли из комнаты, Евгения ещё раз всё рассказала отцу. Но тот уже слушал улыбаясь. Гладил по огненной дочкиной голове.
— Совсем ты чудная стала, Евгенька. Ну ей Богу! Сказок наслушалась. На ночь запру тебя в комнате, чтобы спала, а не шастала по дому. Так и с ума можно сойти, не спать столько. Я сам ночью прослежу. Обещаю.
Евгения кивнула.
— Запри, — прошептала она, — страшно мне папенька. А вдруг у него на уме что будет? Я и закричать не смогу.
Пётр Николаевич посмотрел на дочь с тревогой в глазах.
— Вот поэтому и запру тебя от греха подальше. А то и впрямь набросится на тебя. Да ещё и без одежды. Господи!!! Только сейчас до меня дошло, что натерпелась ты, лисонька, ночью. Надо было меня позвать.
На ночь в гостиную Пётр Николаевич выставил сторожа. Евгеньку запер в комнате. Просыпался Полянский всегда раньше слуг. Когда спустился вниз, сторож храпел.
Пётр Николаевич растолкал его и стал бранить.
Ругался громко. Пообещал высечь.
— Да я вот только прилёг, — шептал сторож виновато. — Ну что в пустоту-то смотреть. Тихо в доме. Заперто всё. Только глаза под утро и прикрыл.
Но Пётр Николаевич не унимался.
Продолжение тут
Дорогие читатели, я начала рассылку книг. Перед отправкой пишу в ватсап или смс. Не забывайте подтверждать адреса. Спасибо.
У меня осталось 4 свободные книги "Бобриха". Отправлю за границу тоже.
Желающие пишите мне в ватсап 89045097050