Вернёмся к сентябрьским дням 1826 года, когда возвращённый из ссылки Пушкин вновь наслаждается обществом друзей.
Практически всех интересует его последнее масштабное произведение – трагедия «Борис Годунов». О ней мы подробно поговорим чуть позже, а пока – о пушкинских стихотворениях того времени и связанных с ними.
Царь принимает Пушкина 8 сентября. И – поразительно! – в некоторых собраниях сочинений Пушкина (в частности, в десятитомнике, изданном АН СССР к 150-летию поэта, которым я пользуюсь при работе) именно этим числом датируется одно из программных произведений Пушкина – «Пророк»: «Написано 8 сентября 1826» (напечатано было в 1828 году). В других изданиях стихотворение датируется летом 1826 года. Стихотворение известно, наверное, всем. Получивший от «шестикрылого серафима» дары всевидения и всеслышания, «жало мудрыя змеи» вместо языка и «угль, пылающий огнём», вместо сердца поэт слышит воззвание Бога:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».
Но снова появляются загадки… М.П.Погодин писал: «Должны быть четыре стихотворения, первое только напечатано (Духовной жаждою томим etc.)». Четыре стихотворения (Погодин интересовался у П.А.Вяземского, не найдены ли они в бумагах после смерти Пушкина)… Что же они представляли собой? Исследователи осторожны: «Имеются сведения, что «Пророк» входил в цикл стихотворений политического характера, но остальные стихотворения этого цикла до нас не дошли».
И упорно приводится (в разных вариантах) четверостишие, записанное много спустя со слов того же Погодина, подправленное А.С.Хомяковым и С.А.Соболевским:
Восстань, восстань, пророк России,
В позорны ризы облекись,
Иди, и с вервием вкруг выи
К У. Г. явись.
Таинственное «У.Г.» традиционно расшифровывают как «убийце гнусному» - конечно, даже в пятидесятые годы XIXвека, когда текст был записан П.И.Бартеневым, напечатать такое полностью было невозможно.
Кто-то считает, что это фрагмент несохранившегося стихотворения, кто-то – что это первый вариант окончания всем известного текста (есть и те, кто объявляет эти строки вообще не пушкинскими – тут я не согласна). Есть ещё свидетельство Соболевского, что 9 сентября в гостях у него Пушкин «выронил (к счастью — что не в кабинете императора) свои стихотворения о повешенных, что с час времени так его беспокоило, пока они не нашлись!!!». Обычно эти слова связывают как раз со строками о «вервии вкруг выи»…
******************
Однако есть пушкинские строки, непосредственно связанные с аудиенцией у царя, - те самые, которые так упорно цитируют настаивающие на верноподданнических чувствах поэта.
Первое из них, стихотворение «Стансы», написанное в декабре 1826 года, хорошо известно и, наверное, говорит о вере в нового царя:
В надежде славы и добра
Гляжу вперёд я без боязни:
Начало славных дней Петра
Мрачили мятежи и казни.
Именно здесь содержится знаменитая характеристика Петра Великого, которую не цитировал, наверное, только ленивый:
То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник,
Он всеобъемлющей душой
На троне вечный был работник.
И как-то при этом забывают, что в этих «Стансах» указана и ещё славная заслуга Петра:
Но правдой он привлёк сердца,
Но нравы укротил наукой,
И был от буйного стрельца
Пред ним отличен Долгорукой.
Князь Яков Федорович Долгоруков – интереснейшая личность. Не имея возможности сейчас рассказывать о нём подробно, укажу лишь, что славился князь борьбой с казнокрадством и своей прямотой. Обычно приводят его слова: «Царю правда лучший слуга. Служить — так не картавить [устаревшее значение слова - фальшивить, делать дело лениво, для одного вида]; картавить — так не служить». Существует легенда, что однажды он якобы разорвал царский указ (на самом деле, очевидно, просто не выполнил), однако же Пётр признал его правоту.
Есть в стихах и указание, что Пётр «смело сеял просвещенье» и «зная предназначенье» своей родины, «не презирал страны родной». А завершается всё напутствием:
Семейным сходством будь же горд;
Во всем будь пращуру подобен:
Как он, неутомим и твёрд,
И памятью, как он, незлобен.
Как оценить это стихотворение? Кто прав – Т.Г.Цявловская, писавшая, что Пушкин «как бы начертывает Николаю программу деятельности», или те, кто обвинил поэта в лести?
Во всяком случае, это первая попытка Пушкина повлиять на монарха. А последняя будет сделана при выходе в 1836 году первого номера журнала «Современник», который откроется стихотворением «Пир Петра Первого»:
Что пирует царь великий
В Питербурге-городке?
Отчего пальба и клики
И эскадра на реке?
Перечислив возможные поводы («Побеждён ли швед суровый?», «Мира ль просит грозный враг?», «Родила ль Екатерина?»), поэт скажет:
Нет! Он с подданным мирится;
Виноватому вину
Отпуская, веселится;
Кружку пенит с ним одну;
И в чело его целует,
Светел сердцем и лицом;
И прощенье торжествует,
Как победу над врагом.
Вспомним: исполнилось уже десять лет, как Николай взошёл на престол, - и одновременно десять лет, как был вынесен приговор декабристам. Близкие им люди надеялись на царскую милость. Вероятно, надеялся и Пушкин. Чуть позже он поставит себе в заслугу, что «милость к падшим призывал» в свой «жестокий век». Увы, призывы Пушкина остались неуслышанными.
И ещё 21 мая 1834 года он запишет в дневнике: «Кто-то сказал о государе: –Il y a beaucoup du praporchique en lui, et un peu du Pierre le Grand. [В нём много от прапорщика и немного от Петра Великого]». Конечно, сторонники любви Пушкина к государю укажут, что ведь сказал «кто-то». Но не кажется ли вам, дорогие читатели, что приведённая без всяких возражений и пояснений фраза ясно указывает, что если даже её и произнёс некто неизвестный, то записавший её поэт полностью разделяет его мнение?
А тогда, после «Стансов», в ответ на обвинения в лести Пушкин написал стихотворение «Друзьям»:
Нет, я не льстец, когда царю
Хвалу свободную слагаю:
Я смело чувства выражаю,
Языком сердца говорю…
Первая часть стихотворения как будто бы действительно воспевает правителя: «Он бодро, честно правит нами», «не жесток в нем дух державный». Вспомнит поэт и о своём возвращении из ссылки: «он мне царственную руку простер — и с вами снова я».
Казалось бы, полный панегирик царю. Но вот вопрос: почему поэт не закончил своё произведение признанием в верности:
Во мне почтил он вдохновенье,
Освободил он мысль мою,
И я ль, в сердечном умиленье,
Ему хвалы не воспою?
Почему-то есть и три заключительных четверостишия, которые звучат несколько странно:
Я льстец! Нет, братья, льстец лукав:
Он горе на царя накличет,
Он из его державных прав
Одну лишь милость ограничит.
Он скажет: презирай народ,
Глуши природы голос нежный,
Он скажет: просвещенья плод —
Разврат и некий дух мятежный!
Беда стране, где раб и льстец
Одни приближены к престолу,
А небом избранный певец
Молчит, потупя очи долу.
И вот что интересно: стихи были представлены на рассмотрение Николая I. Ответ Пушкин получил через Бенкендорфа: «Что же касается до стихотворения вашего под заглавием “Друзьям", то его величество совершенно доволен им, но не желает, чтобы оно было напечатано». Почему царь не пожелал увидеть в печати признания в любви к себе? Вероятно, именно потому, что попросту испугался последней строфы: ведь, по существу, здесь поэт возражает против того, что ему не дают открыто выразить свои мысли. К моменту его написания (1828 год) поэт уже успел вкусить «прелестей» царской цензуры, особенно выразившихся в истории с «Борисом Годуновым». Но о ней – в следующий раз.
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал.
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь
Навигатор по всему каналу здесь