«К сожалению, дружба с Паустовским у меня началась через несколько лет после смерти Миши. Но я познакомила его с Мишиным творчеством, много рассказывала о нём, и Константин Георгиевич написал прекрасную большую статью о Мише для одного журнала, который, к сожалению, не вышел. Но статья лежит, и я надеюсь, что скоро увидит свет», - так писала Елена Сергеевна Булгакова брату писателя Николаю в декабре 1960 года.
Статья, действительно, свет увидела. В собрании сочинений Паустовского 1960-х годов она была напечатана под названием «Булгаков и театр» (я немного о ней писала), перепечатывалась и под заглавием «Булгаков-киевлянин» (по первому предложению).
И сейчас я хочу на время (думаю, что на время) отойти от трагического «закатного» романа и, как обещала читателям, обратиться к началу пути писателя.
Паустовский не только написал статью. Он рассказал о Булгакове достаточно много в своей «Повести о жизни». Если учесть, что Константин Георгиевич умер летом 1968 года, когда Булгакова только-только начинали печатать (даже «Мастер» у нас не был опубликован полностью), мы поймём, что это очень о многом говорит.
Я опираюсь, в основном, на воспоминания Паустовского. Прошу прощения у тех, кто сочтёт мои статьи пересказом всем известного, но, возможно, кому-то они и будут интересны.
Паустовский был моложе Булгакова на год и годом позже поступил в гимназию. Наверное, поэтому приятелями в годы учения они не были. Много лет спустя он напишет: «Мы встретились с Булгаковым после гимназии только в 1924 году, когда он был уже писателем. Он не изменил Киеву. В пьесе его "Дни Турбиных" я узнал вестибюль нашей гимназии и сторожа "Максим Холодная Вода" - честного и прилипчивого старика. За кулисами театра зашелестели наши осенние киевские каштаны». Вот об этом и поговорим…
Сейчас в здании бывшей гимназии находится один из корпусов Киевского университета; мне довелось когда-то, около полувека назад, нелегально пролезть в тот самый его вестибюль.
«Из этой гимназии вышло много людей, причастных к науке, литературе и особенно к театру», - скажет Паустовский. Да, здесь учились самые разные люди – от будущего наркома просвещения А.В.Луначарского до будущего убийцы П.А.Столыпина Д.Г.Богрова. А если говорить о людях искусства - здесь учился, например, художник Н.Н.Ге. И, наверное, нужно вспомнить, что в этой же гимназии начинал своё обучение А.Н.Вертинский, позднее переведённый в четвёртую гимназию («попроще!»). И вспоминаю я о нём, конечно, не просто так.
В знаменитой сцене в гимназии из «Дней Турбиных» мы прочитаем (и услышим со сцены):
«Юнкера (поют).
И когда по белой лестнице
Поведут нас в синий край...»
Это немного изменённый фрагмент из знаменитой «ариетки» Вертинского «Ваши пальцы пахнут ладаном». Он прозвучит и ещё раз – в реплике Алексея Турбина незадолго до гибели:«Серьёзно. “Серьёзно и весьма”... И когда по белой лестнице... поведут нас в синий край... Застава бы не засыпалась…» Случайно ли?
…Но до этого ещё далеко. А пока идут достаточно беззаботные годы.
В главе «Осенние бои» своей «Повести о жизни» Паустовский рассказывает об одной из гимназических «традиций»: «Раз в год, осенью, происходила традиционная драка между первыми и вторыми отделениями во всех классах». Замечу в скобках, что не только у Паустовского встречала упоминание о существовавшем в те годы разделении класса на два отделения – «первое отделение считалось аристократическим, второе – демократическим» (о подобном пишет, к примеру, и А.Я.Бруштейн в своей автобиографической трилогии), между которыми «никогда не затихала» вражда.
Конечно, я не могу пересказать вслед за Константином Георгиевичем всей главы – кто не читал его повести, поверьте, что описание великолепно! Сейчас пишу лишь об относящемся к Булгакову.
«- В Первой гимназии началось! - орали на улице мальчишки.
Из окон трудно было разобрать, что происходит и что началось. Летела пыль, трещали ветки деревьев. Были слышны крики и глухой топот, будто в саду наступали друг на друга, отдавливая ноги, стада слонов.
Потом, всё сметая, раскатываясь по гулким коридорам, возникал, рос, превращался в громоподобный рёв ликующий победный крик - это значило, что второе отделение победило, а первое обращается в бегство.
На моей памяти не было случая, чтобы первое отделение одерживало победу.
Почти всегда в первых рядах победителей был гимназист с задорным вздёрнутым носом - будущий писатель Михаил Булгаков. Он врезался в бой в самые опасные места. Победа носилась следом за ним и венчала его золотым венком из его собственных растрёпанных волос.
Оболтусы из первого отделения боялись Булгакова и пытались опорочить его. После боя они распускали слухи, что Булгаков дрался незаконным приемом - металлической пряжкой от пояса. Но никто не верил этой злой клевете, даже инспектор Бодянский».
Мне доводилось читать в биографических книгах о возмущении сестры Булгакова, уверявшей что её брат просто не мог быть в первых рядах драчунов. Позволю себе ей не поверить.
Во-первых, много лет проработав в школе, я хорошо знаю, что многие родители (и другие домочадцы) школьников просто не могут себе представить, каковы бывают их чада вне дома (имела возможность наблюдать и за собственными отпрысками, подчас едва узнавая их).
Во-вторых, вспоминаю фрагмент из «Белой гвардии»: «…толпа гимназистов всех возрастов в полном восхищении валила по этому самому коридору. Коренастый Максим, старший педель [“школьный сторож, швейцар в учебном заведении”, по объяснениям словаря], стремительно увлекал две чёрные фигурки, открывая чудное шествие.
— Пущай, пущай, пущай, пущай, — бормотал он, — пущай, по случаю радостного приезда господина попечителя господин инспектор полюбуются на господина Турбина с господином Мышлаевским. Это им будет удовольствие. Прямо-таки замечательное удовольствие!»
И указание, что «лишь человеку с извращённым вкусом созерцание господ Турбина и Мышлаевского могло доставить удовольствие»: «у господина Мышлаевского… была наискось рассечена верхняя губа, и левый рукав висел на нитке. На господине Турбине… не было пояса, и все пуговицы отлетели и не только на блузе, но даже на разрезе брюк спереди, так что собственное тело и бельё господина Турбина безобразнейшим образом было открыто для взоров».
И крики гимназистов: «Ура! Волоки его, Макс Преподобный! нет такого закону, чтобы второклассников безнаказанно уродовать!»
Не воспоминание ли это о прошлом?
Ну, и в-третьих… Не знаю, как вам, а мне очень мил этот разудалой гимназист-драчун!
И, наверное, вспомнив эту сцену, снова нужно сказать о творчестве писателя и его связи с жизнью. «Мышлаевский поровнялся с Турбиным и шепнул:
— Максим-то… видал?
— Господи… видал, видал, — шепнул Турбин».
Этот самый Максим – историческое лицо. В этой же главе о драках Паустовский снова помянет его: «Все сторожа - Казимир, Максим Холодная Вода и ещё несколько других - бежали рысью в сад». В очерке о Булгакове он даст и пояснение: «Булгаков ввёл действие своей пьесы “Дни Турбиных” в стены этой гимназии… Старый гимназический сторож, пристающий в этой сцене к Алексею Турбину со своей воркотнёй, — известный в Киеве сторож Максим по прозвищу “Холодная вода”. Происхождение этого прозвища характерно для гимназического быта того времени. Гимназистам было запрещено кататься на лодках по Днепру. Выслеживал нас на реке сторож Максим… Но гимназисты были хитрее и изобретательнее Максима и попадались редко. Несколько раз Максима предупреждали, чтобы он бросил слежку. Но Максим не унимался. Тогда старшеклассники поймали его однажды на глухом берегу и окунули в форменном сюртуке с бронзовыми медалями в холодную воду. Дело было весной. Днепр был в разливе. Максим бросил слежку, но прозвище «Холодная вода» осталось за ним на всю жизнь».
И, конечно же, не могу не вспомнить рассказ, записанный Е.С.Булгаковой со слов Ксении Александровны (вдовы Николая Булгакова – брата писателя, прообраза Николки из «Белой гвардии» и «Дней Турбиных») «Как педель Максим спас Николку»: «Когда украинцы [петлюровцы] пришли, они потребовали, чтобы все офицеры и юнкера собрались в Педагогическом музее… Все собрались. Двери заперли. Коля сказал: “Господа, нужно бежать, это ловушка”. Никто не решался.
Коля поднялся на второй этаж… и через какое-то окно выбросился во двор – во дворе был снег, и он упал в снег. Это был двор их гимназии, и Коля пробрался в гимназию, где ему встретился Максим (педель). Нужно было сменить юнкерскую одежду. Максим забрал его вещи, дал ему надеть свой костюм. И Коля другим ходом выбрался – в штатском – из гимназии и пошёл домой.
Другие были расстреляны».
Удивительно переплетаются литература и жизнь!
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь