12 мая и 2 июня на Основной сцене МХТ имени Чехова – спектакль Сергея Женовача «Заговор чувств» по произведениям Юрия Олеши. Художник – Александр Боровский. В ролях: Михаил Пореченков, Артем Волобуев, Авангард Леонтьев, Алексей Красненков, Софья Райзман, Юлия Чебакова и другие.
Что же за чувства образуют свой заговор против нового социалистического мира в пьесе блестящего писателя Юрия Олеши? Да самые обычные, присущие всем людям: любовь, жажда успеха, сомнение в себе, зависть, ревность, ностальгия. Самому автору они тоже были хорошо знакомы.
«Пьеса моя будет идти в Художественном театре»
«Я – автор Художественного театра: Метерлинк, Чехов, Андреев и я. Вы только подумайте. <…> я, маленький гимназист, житель Одессы, папин и мамин сын, тоже стал автором знаменитого театра. Качалов! Я болел тифом в 1919 году в Одессе, сестра вернулась с концерта и рассказывала мне, как исполнял Качалов монолог Анатэмы. Она говорила что-то о его шепоте. Все спуталось, не помню. Сестра, заразившись тифом от меня, умерла. Теперь я встречаю Качалова в коридоре театра, как встречал его Чехов».
Так писал Юрий Олеша в дневнике в 1930 году. Он переживал тогда настоящий писательский взлет: три года назад вышел его роман «Зависть», имевший шумный успех. Театры конкурировали за право первыми ставить вещи молодых советских авторов, и, когда Театр имени Вахтангова заказал Олеше пьесу по мотивам «Зависти» – «Заговор чувств», влиятельный завлит МХАТа Павел Марков не скрывал своей досады.
Марков лично познакомился с Олешей в гостях у Валентина Катаева, друга Юрия Карловича с одесской юности. Чтобы взять реванш, предложил написать пьесу по «Трем толстякам» – от этой революционной сказки с цирковым антуражем был в восторге сам К.С. Станиславский. Премьера «Трех толстяков» состоялась в мае 1930-го.
Сотрудничество с новым автором во МХАТе мечтали продолжить. Замысел пьесы, которую заказал Олеше театр, вдохновлял: Олеша планировал сочинить историю о писателе Модесте Занде, ум которого занят мыслями о романе про новую социалистическую жизнь, а сердце раздираемо любовью к бросившей его жене. «Его волновал вопрос о том, как старые подпольные чувства могут овладеть человеком-строителем, созидателем мира нового», – комментировал позже Марков. Это было в духе «Заговора чувств» и обещало стать лебединой песней Олеши, самым личным его текстом. Не случайно в те же годы Юрий Карлович записал в домашнем журнале Корнея Чуковского «Чукоккала»: «Мы, тридцатилетние интеллигенты, должны писать только о себе. Нужно писать исповеди, а не романы».
Но исповедь осталась незавершенной. Осенью 1931 года Павел Марков задумал устроить в театре читки трех новых пьес: «Мольера» Михаила Булгакова, «Самоубийцы» Николая Эрдмана и «Смерти Занда» Юрия Олеши. Первые две пьесы и правда во МХАТе прочли. Однако маховик власти раскручивался стремительно: скоро Булгакова лишат возможности работать, Эрдман через несколько лет будет арестован. Ну а Олеша? Он предпочтет растоптать свою судьбу сам – предвосхищая худшее, в предчувствии запрета на собственный голос. Ту мхатовскую читку Олеша проигнорировал. «Он не только не пришел в театр, но даже не позвонил. А поздно вечером я встретила его с Мейерхольдом в нашем переулке», – с возмущением докладывала секретарь Немировича-Данченко Ольга Бокшанская своему шефу. Бокшанская считала, что никакой пьесы у Олеши нет, что в лучшем случае она у него в черновиках, а то и просто в голове.
Пьесу он действительно не дописал. Замолчав с середины 1930-х, Олеша, по сути, остался автором одного романа – «Зависти», пары пьес да десятка рассказов. И лишь после его смерти были опубликованы дневниковые заметки, которые он вел каждый день, – знаменитая книга «Ни дня без строчки».
«Кавалеров смотрел на мир моими глазами»
После выхода «Зависти» казалось, что все ясно: в этом романе Олеша воспевает человека нового мира (деятельного энтузиаста Андрея Бабичева) и обличает других, погрязших в мире старом (рефлексирующих интеллигентов Николая Кавалерова и Ивана Бабичева).
Однако своим альтер эго Олеша выбрал Кавалерова. Это подозрительное – и внешне, и душевное – сходство Кавалерова и автора было отмечено сразу. В 1931 году литератор Вячеслав Полонский записал в своем дневнике: «Олеша писал Кавалерова с себя. Низенький, с коротенькими ножками, пиджак на нем всегда мешковат, брюки широки, пальто лезет воротником к затылку, шляпа сидит криво. Но лицо его, с мягкими чертами, скульптурно и породисто. Глубокие глаза, любезная улыбка, когда он трезв. Звучный голос, слова скандирует, смакует их звуки, патетичен, даже высокопарен».
Олеше пришлось объясняться и даже оправдываться. Его речь на Первом съезде советских писателей в 1934 году была смелой и покаянной одновременно. «Шесть лет назад я написал роман “Зависть”, – говорил с трибуны Олеша. – Центральным персонажем этой повести был Николай Кавалеров. Мне говорили, что в Кавалерове есть много моего, что этот тип является автобиографическим, что Кавалеров – это я сам.
Да, Кавалеров смотрел на мир моими глазами. Краски, цвета, образы, сравнения, метафоры и умозаключения Кавалерова принадлежали мне. И это были наиболее свежие, наиболее яркие краски, которые я видел. Многие из них пришли из детства, были вынуты из самого заветного уголка, из ящика неповторимых наблюдений.
Как художник проявил я в Кавалерове наиболее чистую силу, силу первой вещи, силу пересказа первых впечатлений. И тут сказали, что Кавалеров пошляк и ничтожество. Зная, что много в Кавалерове есть моего личного, я принял на себя это обвинение в ничтожестве и пошлости, и оно меня потрясло».
В заключение Олеша сообщил, что понял: надо писать не о себе, а о стройках! «Мир стал моложе. Появились молодые люди. Я стал зрелее, окрепла мысль, но краски внутри остались те же. Так произошло чудо, о котором я мечтал... Так ко мне вернулась молодость».
Подъем чувств оказался ложным. «Может быть, в тот же самый день, может быть, назавтра или через неделю я с ним обедал, – рассказывал в книге «Люди. Годы. Жизнь» Илья Эренбург, – и он печально говорил: “Я больше не могу писать. Если я напишу: “Была плохая погода”, – мне скажут, что погода была хорошей для хлопка”… Молодость к нему не вернулась; это было иллюзией, сном на празднике».
«Я всем завидую и признаюсь в этом»
Трудно найти другого советского писателя, который бы так подробно описывал свою тяжелую душевную жизнь, вытаскивал на поверхность «подпольного человека», сидящего в каждом из нас. Дневники Олеши полны рефлексии, а начальные страницы «Зависти» написаны столь убедительно, что возникает уверенность: чувство, давшее название роману, хорошо знакомо и самому автору.
«Желаю славы я!» – эта пушкинская тема чрезвычайно волновала Олешу. Писатель Лев Славин, друг Юрия Карловича, вспоминал: «В его мечте о славе было что-то детское, наивное, театральное. Он жаждал шума вокруг себя, чтоб на него указывали пальцами на улице, как на Толстого: “Вот Олеша!”».
А ведь он действительно был знаменитостью. Первая волна известности пришла в первой половине 1920-х благодаря фельетонам в газете «Гудок», которые Олеша подписывал псевдонимом Зубило. Вторая была связана с выходом «Зависти». «Его стремление к совершенству восхищало людей. Его изречения передавались из уст в уста. Люди искали с ним встречи, ибо общение с Олешей доставляло наслаждение. Многие прилеплялись к нему и становились его спутниками с постоянной орбитой вокруг него. Так действовал его талант», – свидетельствовал Славин.
Но получить настоящий «шум вокруг себя» в эпоху парадов, когда все шагают в ногу, Олеша не мог по определению. Он был иноходец, человек отдельный. Оставалось анализировать себя в дневниках – спокойно и беспощадно:
«Я всем завидую и признаюсь в этом, потому что считаю: скромных художников не бывает, и если они притворяются скромными, то лгут и притворяются, и как бы своей зависти ни скрывали за стиснутыми зубами – все равно прорывается ее шипение».
«Они целовались среди революционных плакатов…»
У лирического героя Олеши любимая всегда уходит к другому. Он часто пишет об этом, меняются лишь имена. В «Зависти» и «Заговоре чувств» девушку зовут Валей, в «Смерти Занда» – Машей. «Знаменитый писатель Занд стоит на улице и, как шарманщик, смотрит на твои окна. Сделай ему знак ручкой» – так говорит счастливый соперник Маше в этой недописанной пьесе. Подобная мизансцена преследовала самого Олешу всю жизнь.
В юности, вскоре после революции, Олеша особенно дружил с Валентином Катаевым. Его мучительная любовная история разворачивалась у друга на глазах. В старости Катаев изложил ее в книге «Алмазный мой венец», где все персонажи были зашифрованы под прозвищами: Олеша там назван «ключиком», а его возлюбленная Серафима Суок – «дружочком». Когда эта книга увидела свет, Юрия Карловича давно не было в живых, а Серафиме Густавовне исполнилось 76 лет. Ее тогдашний муж, писатель и литературовед Виктор Шкловский, был в такой ярости от прочитанного, что собирался «набить Катаеву морду».
Им было на что обидеться: в книге Катаева «дружочек» предстает весьма расчетливой особой.
«Ах, как они любили друг друга – ключик и его дружок, дружочек, как он ее называл в минуты нежности. Они были неразлучны, как дети, крепко держащиеся за руки. Их любовь, не скрытая никакими условностями, была на виду у всех, и мы не без зависти наблюдали за этой четой, окруженной облаком счастья. Не связанные друг с другом никакими обязательствами, нищие, молодые, нередко голодные, веселые, нежные, они способны были вдруг поцеловаться среди бела дня прямо на улице, среди революционных плакатов и списков расстрелянных».
Катаев рассказывает, как их неразлучная троица переехала из Москвы в Харьков. И там дружочек вышла замуж за нужного человека, ведающего снабжением. Ненадолго вернулась к ключику, но потом снова упорхнула – в другие объятия. «Тогда я еще не читал роман аббата Прево и не понял, что дружочек – разновидность Манон Леско и что тут уж ничего не поделаешь», – комментировал Катаев.
В честь своей неверной избранницы Олеша назвал героиню сказки «Три толстяка» – цирковую девочку с причудливым именем Суок. Впрочем, Суок – это была и фамилия его жены: потерпев поражение в борьбе за сердце Серафимы, Олеша женился на ее подобии – старшей сестре Ольге. Она была красивее, добрее, мягче. Но Серафиму Олеша не забыл. Так и простоял всю оставшуюся жизнь «под окном» вечной возлюбленной.
#ЮРИЙ ОЛЕША #ЛИТЕРАТУРА #ТЕАТР #МХТ #ЗАГОВОР ЧУВСТВ #ПИСАТЕЛЬ #КУЛЬТУРА #театры москвы