72,7K подписчиков

Один курсант из... Босоногое детство

3,7K прочитали
Привет читателям "Небесных историй!

Привет читателям "Небесных историй!"

Признаться, поначалу я не думал публиковать самое начало записок своего отца, точнее, не решался этого сделать, так как не был уверен в том, что рассказы о семье, о босоногом детстве будут интересны широкой публике. Поэтому я и начал публиковать отрывки, начиная с периода обучения в лётном училище.

Ссылка на первую часть. Учёба в БЛУГА
Ссылка на вторую часть. Второй пилот Ан-2
Ссылка на третью часть. Аварийная посадка.

Тем не менее, занявшись редактированием текста, вычитывая его, во мне росло понимание, что предыстория становления пилота советской эпохи может быть очень даже интересной для тех, кто хотя бы любознателен по своей природе, не говоря о фанатах истории отечественной авиации. Да и детство то, босоногое, прошло в непосредственной близости от аэродрома.

Более того, я уверен, что рассказ будет весьма нужным для жителей города Рубцовска Алтайского края. Для кого-то эти воспоминания окажутся интересным срезом истории периода 1950-70 годов. А кто-то, возможно, узнает в этих строках себя, своё босоногое детство. Да и почему обязательно Рубцовска? Мало ли в СССР было посёлков и городов, где жизнь протекала аналогичным образом?

Большое спасибо за позитивные комментарии, которые вы оставляете под публикациями! Приятного чтения!

Босоногое детство

Мама моя, в девичестве Баннова Зоя Ивановна, была родом из Новосибирска. В город Рубцовск Алтайского края она приехала после окончания курсов радистов для работы по специальности на открывшемся аэродроме, принадлежавшем Алтайскому тракторному заводу (АТЗ). Отец, Окань Иван Митрофанович, был родом из села Ярославцев Лог Волчихинского (на ту пору) района. Отец проходил срочную службу в рядах Красной Армии с 1944 года, а после окончания войны был направлен служить в Эстонию, где принимал участие в противодействии националистам из местной армии сопротивления. После окончательной демобилизации в начале 1952 года вернулся на Алтай в Рубцовск, где устроился работать на АТЗ в кислородный цех и…

К сожалению, я не догадался расспросить родителей о том, при каких обстоятельствах они познакомились, но 18 октября 1952 года они поженились, узаконив брак в ЗАГС города Рубцовска.

Жили в трёх километрах от города, в посёлке Подсобный, расположенном на берегу озера Ракиты. Посёлок был приписан к АТЗ как подсобное хозяйство для выращивания продуктовой и животноводческой продукции для нужд завода и города. Позднее он был переименован Третье отделение Откормсовхоза, а ныне называется Приозёрный. Вот при этом поселке домов в тридцать и был открыт грунтовый аэродром с необходимым минимумом вспомогательных строений и оборудованием для обслуживания заводской авиации.

На аэродроме выполняли полёты самолёты По-2, Ли-2, а несколько позже появились более современные (по тем временам) Ан-2 и Ил-14. Аэродром служил для доставки грузов и оборудования для нужд тракторостроения.

Когда мама приехала в Рубцовск, ей выделили в посёлке жильё, представлявшее собой строение, больше похожее на землянку со стенами из смеси глины, соломы и земли. Но с печным отоплением! Крыша – плоская, насыпная из глины с землёй, на ней летом буйно плодилась растительность. Зато пол был деревянным, даже с подпольем, в котором можно было хранить картофель. В этом же домике ей поставили и радиостанцию, благо посёлок был электрифицированным.

Из досуговых развлечений у селян был клуб – барак с печью в углу, какое-то количество лавок, сдвигаемых по сторонам, когда организовывались танцы, и маленькая сцена с кулисами для представлений и постановок. Был и белый киноэкран во всю стену, на который проецировался волшебный луч света кинопередвижки, приезжавшей из города с фильмами, так ожидаемых как ребятнёй, так и взрослыми.

С другой стороны клуба был сельский магазин, торговавший хлебом и прочими продуктами питания, а также галантереей, книгами, игрушками и так далее – самый настоящий торговый центр деревенского значения.

Заводом был построен детский сад, рассчитанный на две группы ребятишек младшего и старшего возраста количеством на 12-15 человек и располагавшийся буквально в ста метрах от нашего дома. Работала и начальная школа для учеников – с первого по четвёртый классы.

В посёлке был фельдшерский медицинский пункт. Был колодец с «гусём» и ведром на верёвке, которым доставали воду, больше напоминающую техническую, чем питьевую из-за своей солоноватости (особенности местной почвы), но выбора не было - пили и, в силу привыкания, вода даже казалась нам вкусной в отличие от пресной городской – та для нас была как дистиллят.

Спустя несколько месяцев после свадьбы родителей на свет появился их первенец – я. Событие случилось 9 марта 1953 года в родильном отделении больницы посёлка Западный. По этому поводу гудели сирены в Рубцовске и объявлялась минута молчания… Грустил город, конечно же, не в связи с моим появлением на свет, но так получилось, что в эти же часы в стране проходили мероприятия в связи с похоронами Сталина – отсюда и такая честь была попутно оказана новорождённому.

Мне говорила мама:

- Ты родился в гудок, сынок!

А акушерка, принимавшая роды, по словам мамы, пошутила:

- Родился новый Сталин.

Нового Сталина из меня не вышло, ну и ладушки.

Привет читателям "Небесных историй!-2

Родители назвали меня Сергеем в честь старшего брата отца, 1924 года рождения, призванного на фронт в 1942 году и погибшего в свои двадцать лет в Польше. Дед по отцу, Митрофан Клименьтевич Окань, 1903 года рождения, крестьянин, был призван на фронт в начале войны и пропал без вести в 1942 году. Ему было всего 39 лет…

Получается, что бабушка моя, Анна Андреевна Окань, 1902 года рождения, проводила мужа и сына Сергея навсегда, а в 1944 году отдала фронту и моего отца, которому исполнилось восемнадцать.

Сергей Митрофанович Окань
Сергей Митрофанович Окань

Отцу повезло выжить. Он почти ничего не рассказывал о войне, но из скупых рассказов помню, что эшелон везли на фронт, и где-то была у них остановка на полустанке для пополнения водой и фуража. Надо было накосить травы для лошадей, для чего набрали взвод, вооружили косами и отправили на покос. Не знаю, насколько далеко отправили, но отец услышал гул самолётов, взрывы… Короче, когда вернулись, эшелон уже разбомбили. Выживших бойцов вместо фронта отправили на переформирование, ну а потом отец оказался в Эстонии.

А ещё отец говорил, что перед тем как повезли его на фронт, цыганка на Новосибирском вокзале нагадала ему жить 75 лет. Она немного ошиблась – отец ушёл из жизни на семьдесят седьмом году.

После того, как бабушка проводила последнего мужчину из семьи на фронт, на иждивении у неё остались дочери Полина и Зоя. И, по их словам, бабушка ждала своего Митрофана вплоть до своей кончины в 1974 году.

Всего же у бабушки моей, Анны Андреевны, было тринадцать (!) детей. Я не знаю пол каждого и поименно, но ко взрослому возрасту остались только Сергей, Иван, Полина и Зоя – такой страшной была детская смертность в те годы.

Первые двенадцать лет я рос на вольных хлебах среди прелестей и недостатков деревенской жизни, которая оставила в моей душе исключительно приятные воспоминания счастливого и беззаботного детства.

Первый осмысленный кадр моих детских воспоминаний: появление в доме лампового радиоприемника «Рекорд» и следом за ним гармошки. Было мне на ту пору года два с половиной. Помню, как отец принёс домой фанерный ящик, из которого и был извлечён затейливый музыкальный инструмент.

Появление радиоприёмника в то неизбалованное время было очень значительным событием. Надо было видеть, как длинными зимними вечерами слушалась музыка, новости, постановочные передачи – преимущественно на длинных волнах. Мать гордилась, что станция вещала из её родного Новосибирска, незримой нитью связывавшая её с малой родиной.

Привет читателям "Небесных историй!-4

«Степь да степь кругом», «Ой мороз, мороз!», «Бродяга бежал с Сахалина», «Раскинулось море широко» - песни моего раннего детства, часто исполняемые по радио по заявкам радиослушателей. За маленьким подслеповатым окном завывает метель, вертит снег, а из динамика голос Лемешева заунывно в такт запевает: «Степь да степь кругом, степь широ-окая, в той степи глухой замерзал ямщик…». Ассоциация прямо так и напрашивалась.

На Новый Год родители ставили ёлочку (точнее сосенку), которую наряжали мама с Михаилом (первый сын мамы – отец взял её с "приданным", недолго раздумывая по этому поводу. Пообещал относится к Михаилу, как к родному сыну и обещание своё сдержал), ну и я, конечно – "мамин помощник". Под ёлку клались конфеты, а из подарков были яблоки и апельсины-мандарины. Фрукты были зимой редкостью в глуши рубцовской и потому считались особенно ценными подарками. Конфеты - шоколадные, батончики и прочие «няшки–вкусняшки» присылались работникам аэропорта из Главного профсоюза Западно-Сибирского управления гражданского воздушного флота.

Году в 1955-ом на аэродроме построили "аэровокзальный комплекс", состоявший из приземистого шлаколитого здания с залом для пассажиров. В стране налаживалась жизнь, требовались связи между населёнными пунктами, начали появляться авиапассажирские перевозки. Наш аэродром потерял статус заводского.

Были в "новом" аэропорту отдел перевозок (отдельно стоявший стол в зале для пассажиров), метеобюро, радиобюро, диспетчерская вышка... Правда, диспетчер и радист сидели в одной комнате, этажности не было, а посему и Вышки в прямом значении слова тоже не было. Что выделяло её – дверь в комнату преграждалась стальной решёткой на петлях, и она могла открываться и закрываться. Ночью – строго на замок! Почему? Радиостанции - диспетчерская УКВ и наземная КВ (на которой азбукой Морзе стучала мама), являлись особо охраняемым оборудованием дабы враги не могли ночью выйти в эфир и по дальней КВ-связи передать секреты Родины проклятым янки и недружественным китайцам.

Конечно же, я проводил много времени на аэродроме, как и мои сверстники, родители которых там же работали - кто водителем, кто трактористом, кто истопником при печке, сторожем, техником, ну и так далее. Начальником аэропорта был в ту пору Герасимов Кирилл Ефимович – колоритный мужичок, фронтовик. Ходил в галифе и сапогах. Супруга его, Парцевская Валентина Ивановна, работала продавцом в поселковом магазинчике. Они считались местной интеллигенцией наряду с директором совхоза, агрономом и ветеринарным врачом. Как бы сейчас про них сказали – представители местного бомонда. Модные по тем временам вещи появлялись, как правило, первыми у них, ну а остальные селяне, в том числе и мои родители, равнялись на них в приобретениях, начиная с покупки радиоприёмника. Гармонь Тульскую, правда, отец купил без их влияния – ещё в армии самостоятельно научился играть плясовые мелодии ("Яблочко", "Цыганочку"), и подбирал песни, чему, кстати, позже и меня обучил.

Каким приоритетным времяпровождением было у деревенской ребятни тех лет?

Мы были предоставлены сами себе – родители у большинства работали, бабушки и особенно дедушки были отнюдь не у каждого (последствия войны). Летом – озеро, игры в войнушки, благо бурьяна, сараек и навозных куч было более чем достаточно для организации района "боевых действий". Автоматы-пистолеты мы сами стругали-сбивали из деревяшек. Молоток и гвозди – наше всё!

В выходные в местный клуб приезжала кинопередвижка (машина с киномехаником, привозившая кинопроектор и фильмы на бобинах). Также устраивались танцы для старшей молодёжи, а "мелкота" заполняла пространство между теми, кто постарше.

Любимым местом детворы при просмотре кино была, конечно же, сцена – на ней можно было смотреть фильм лёжа на спине или подперев голову рукой. Многие сладко засыпали на первых тридцати минутах фильма – да так, что после кино приходилось тормошить. Я – отнюдь не исключение.

Клуб был единственным досуговым центром посёлка, местом, где проводились собрания, выборы, праздничные мероприятия, выступления поселковой самодеятельности или редкие, но приезды артистических городских коллективов художественной самодеятельности, ну и конечно же танцы выходного дня. Привлекательным для взрослых было и наличие столитровой дубовой бочки с разливным хмельным напитком Рубцовского пивзавода (был и такой).

Когда я учился во втором или третьем классе, в посёлок пришло увлечение фотографией. Родители купили Михаилу фотоаппарат «Юнкор» - широкоплёночный, детский, стоил он пять или семь рублей. Михаил фотографировал, а я при брате был вроде как помощник у главного фотографа.

Увлечение – сказано громко, ведь из детства моего фотографий практически не осталось. Объяснение этому простое: мало одного фотоаппарата и желания, ведь фотографирование есть процесс творческий и затратный, требовавший расходных материалов, таких как фотоплёнка, фотобумага, химикаты для обработки, ванночки, кюветы, фотоувеличитель. Всё это стоило денег, да и при наличии денег материалы те надо ещё было найти. В посёлке они не продавались, конечно, но даже в городе – не факт, что сможешь купить.

С фотографией у меня случился курьёз, запомнившийся на всю жизнь. Летний вечер, мама доила корову на улице возле стайки, я с фотоаппаратом стоял рядом – хотел её сфотографировать, но… Другой, более важный сюжет, вдруг изменил мои планы.

Мимо нашего дома проходила проселочная накатанная грунтовая дорога, по которой регулярно проносилась туда-сюда военная танкетка – лязгающая железными гусеницами бронемашина. Километрах в трёх от нас в полях военные строители возводили запасной грунтовый аэродром для нужд армии, и, как я сейчас понимаю, посредством этого транспортного средства решались задачи связи и отвезти-привезти что- либо для нужд строительства.

И вот, когда танкетка почти поравнялась со мной, я вскинул фотоаппарат и щёлкнул затвором, что возымело незамедлительное действие. Танкетка остановилась, из неё выскочил растрёпанный потный водитель в военной форме, подбежал ко мне и начал вырывать фотоаппарат с целью засветить плёнку. Сопровождалось это невероятной комбинацией слов, совершенно не предназначенной для глаз впечатлительного читателя. Фабула была такой: мальчишка снял очень секретный военный объект и теперь вам всем не поздоровится. Не помню, засветил этот удивительный человек плёнку сам или это сделал я под его нажимом, но перепалка между моей матерью и выпившем сержантом была безусловно выдающейся!

Человек в военной форме стращал органами и, надо сказать, через пару дней представители власти действительно приехали в аэропорт для встречи с моими родителями на предмет выяснения на какую разведку работают они и их завербованный малец 9-10 лет от роду. Естественно, никто в измене Родине не признался, и дознаватели в итоге медалей не получили, как мне думается.

Вот такой вот образчик дури вселенского масштаба со стороны хранителей неких «секретов родины», не раз встречавшаяся мне в других жизненных ситуациях впоследствии.

У Герасимовых, которые были нашими соседями, хранилась ракетница как часть аэродромного имущества, из которой их сын Женька вместе с Михаилом иногда украдкой постреливали по банкам во дворе – разумеется, в отсутствии родителей. Женьке было лет двенадцать, Михаилу четырнадцать, а я, получается, только-только из-под стола научился выглядывать.

Однажды на подобных «стрельбах» Женя чуть было не лишился правого глаза. Михаил выстрелил с вытянутой руки, а Женька решил выстрелить с правой полусогнутой – вроде как прицеливать удобнее. В итоге ракетницу при отдаче в момент выстрела не удержал, она резко выскочила из детской ладони и нанесла открытую рану аккурат между глазом и виском. Было много крови, крика, плача, мать его скоро вызвали из магазина и, по-моему, даже в город свозили Женьку – обработать и зашить рану. Шрам у парня остался на всю жизнь.

Через много лет, будучи вторым пилотом Ан-24, довелось мне приземлиться на запасном в Ленинабаде, так как Ташкент, наш аэродром назначения, закрылся туманом. Было очевидно, что улететь мы сможем не скоро. Мне было известно, что Женя здесь работал авиатехником, поэтому, узнав адрес своего знакомого по отрочеству, я наведался к нему домой. Евгений поначалу меня не признал, конечно, но после того, как я напомнил, что знаю причины появления этого шрама, кинулся ко мне, мы обнялись и потом долго пили чай с абрикосовым вареньем за столом и вспоминали детство. Банку варенья из косточек абрикосов привёз потом в качестве подарка в Барнаул.

На фоне Ан-24
На фоне Ан-24

Важным приобретением в семье была корова. Корова давала молоко, мама научилась доить, а отцу не привыкать было вилами махать. С появлением в семье бурёнки и без того детская счастливая жизнь начала становиться ещё лучше: молоко – раз, сливки - два, сметана – три , не говоря уже о варенце, простокваше, топлёном молоке, твороге и масле сливочном. Воистину – волшебный продукт МОЛОКО!

Излишки продукта родители возили в город на базарчик АТЗ, что позволило начать откладывать деньги на строительство своего дома. Герасимовы – соседи, родители Женьки, - первыми в посёлке купили телевизор – с увеличительным стеклом перед экраном. Году в 1958 в Рубцовске началось телевещание, телестудия работала с 18 до 22 вечера. Если уж радиоприёмник считался значимой вещью, стоит ли говорить о том, как население относилось к чуду техники под названием "телевизор"? Безусловно, покупка телевизора была мечтой.

Помню, однажды мама обмолвилась, что наш телевизор за окном стоит. Телевизор за окном? Как так? Я подбежал к нему, глянул – за окном телевизора не было, зато стояла наша корова Зорька.

Через какое-то время корову продали и купили телевизор «Енисей» с небольшим, порядка тридцати сантиметров по диагонали, экраном. Телевизор был, конечно же, чёрно-белый, да и скорее всего, тогда мало кто в стране предполагал, что телевидение может быть цветным. Наша землянка превратилась в домашний кинотеатр не только для нас, но и для всех пацанов с улицы, приходивших смотреть детские фильмы, фильмы про войну и часто засыпавших прямо на полу.

Привет читателям "Небесных историй!-6

Третьим в деревне счастливым владельцем желанного устройства стал директор совхоза, четвертым – наш сосед через дом, бывший в совхозе в одном лице и агрономом, и завкладом, и завтоком. Ну а потом пошло, поехало и полетело – благосостояние постепенно росло.

1957 год ознаменовался запуском первого искусственного спутника Земли нашей страной, СССР, а мне посчастливилось видеть эту маленькую светящуюся точку, летящую по ночному небу. Я очень гордился своей страной, да все в те годы ей гордились!

А корову родители продали ещё и по другой причине – она сильно обременяла, ибо собирались строить дом, а одновременно ухаживать за скотиной и строить было непросто. Решили на период стройки молочко покупать у соседей, что в общем было и рационально, и правильно.

К весне 1959 года отец приобрел разрешение на землю, на строительство, завёз шлак, цемент, песок, доски, собрал людей в помощь и начал стройку. "Помощь" - строительная бригада из состава друзей, товарищей, соседей. Как оплачивалась работа? Я не в курсе товарно-денежных отношений, но песни под гармонь после трудового дня, бывало, гоняли.

Долго ли, коротко, но ближе к сентябрю 1960 года мы наконец-таки вселились в новый дом, имевший крышу, крытую шифером. В доме был зал, детская спальня, кухня. Посредине стояла русская печь с "мартеном" для выпечки хлеба, духовкой и полатями. Предваряли жилище сени.

По старому обычаю первой в дом пустили ночевать кошку и - о, ужас! – она поймала большую крысу. Дом ещё был не жилой, но крысятня уже заселилась. Отчасти это объяснялось тем, что дом стоял на отшибе, у озера и от него метрах в пятьсот–семьсот находился большой совхозный свинарник.

Первую зиму в доме было холодно – и печь грела плохо, и стены как следует не просохли после строительства. В большой комнате промерзал до льда один угол и от него несло холодом. Так что следующим летом пришлось отцу печь перекладывать и поднимать завалинку по всему периметру дома.

1 сентября 1960 года мальчик Сережа в первый раз шагнул в первый класс. На мне была подобающая ученическая гимнастерка из шерстяного сукна (надевалась через голову) серого цвета, подпоясанная широким коричневым ремнём из прессованной бумаги сродни солдатскому, брюки с ремешком и блиставшие ваксой чёрные ботинки. Заплечный ранец – обязательный атрибут ученика.

К этому возрасту я уже умел кататься на лыжах с горок, ездить на мужском велосипеде под рамой (мальчишке кататься на "девчоночном", без рамы, было зазорно ), ходить на ходулях, плавать, нырять и управлять лодкой шестом, благо дом стоял у озера. У отца на берегу была лодка, правда, не своя, а друзей, знакомых по заводу рыбаков, любителей сетей. Они оставляли отцу ключи от привязи и разрешали пользоваться лодкой взамен на возможность во дворе велосипед или мотоцикл поставить, ну и просто посидеть вечером за столом на свежем воздухе, пообщаться под уху и "стопку чая". Жили в посёлке очень дружно, считалось правильным большие праздники проводить семьями вскладчину, собираясь у кого-либо дома.

А ещё отец научил меня плести сети, чем я и занимался между своими мальчишечьими делами, уроками и чтением книжек, гордый от осознания, что помогаю родителям, и что сетью, которую плету, отец будет ловить карасей к домашнему столу.

Начальная школа была небольшой: сени, общий зал метров десять квадратных, слева от входа маленькая учительская. Зал и учительскую обогревала одна печь, круглая, высотой от пола до потолка, обитая железом, покрашенным в чёрный цвет. После зала через порог шёл узкий коридор метра два шириной, налево и направо из него – двери в классы. Внутри каждого класса была такая же круглая печь, половина которой обогревала помещение класса, вторая половина – коридор.

Одновременно в школе обучались четыре класса. Было два учителя, моя – Личутина Софья Гавриловна, второй была Шаповалова Елена Андреевна. Софья Гавриловна вела одновременно преподавание в первом и третьем классах. В кабинетах было два ряда парт, на одном ряду сидели первоклассники, на другом – третьеклассники. А у Елены Андреевны были второй и четвёртый классы.

Почему так? Здание было небольшим, помещений для всех классов не хватало, учителей тоже. Да и учеников было, надо сказать, не очень много, даже учитывая то, что в школе нашей учились ещё и дети из близлежащих деревенек.

Методика ведения урока была такой: половину занятия учительница работала с одним классом, а другой писал самостоятельную работу или занимался чтением. Вторая половина урока – наоборот. Учительницы были строгие, но справедливые, дело своё знали и были нами очень уважаемы.

12 апреля 1961 года страна ликовала: первый человек в космосе – наш Юрий Алексеевич Гагарин. Ликовали и мы, пацаны - гордились страной! Имя Юра мгновенно стало популярным у молодых родителей, ребятня увлеклась Циолковским, книгами о космосе, а также вдруг появившейся фантастикой.

Михаил в 1963 году бросил школу, не закончив даже восьми классов, и поступил на РЗЗЧ ( Рубцовский завод запасных частей для тракторов). Работал сначала учеником мастера–модельщика литейных форм, потом сам стал модельщиком. Так и работал до армии, куда его призвали в сентябре 1965 года.

В 1963 году у меня появился младший брат Саша – Александр Иванович Окань, и я из разряда «маменькиного любименького» перешёл в разряд любимого, но няньки-помощника.

В 1964 году после окончания начальной поселковой школы родители записали меня в ближайшую городскую среднюю общеобразовательную школу № 2, куда я с осени и пошёл учиться в пятый класс. От аэродрома до школы было около четырёх километров, и, чтобы вовремя добраться к началу уроков, приходилось вставать часов в шесть утра (что давалось непросто), завтракать и собираться в школу.

Был у меня близкий друг-товарищ Витя Трошкин. Его родители переехали на Алтай откуда-то из под Калуги году в 1961–м. С Витькой мы сидели за одной партой в начальных классах, продолжали дружить и в старших, так что проблема попутчика отсутствовала – в школу и из школы добирались вместе.

Как добирались? В совхозе была крытая тентом грузовая машина со скамейками в кузове – поселковую ребятню часто отвозили на ней в школу. Назад в сентябре-октябре мы возвращались пешком.

По зиме, когда выпадал снег и заметало дороги, совхоз для доставки школьников оборудовал балок, то есть домик на полозьях, сбитый из досок, холодный, без печки. Его цепляли за трактор, и он тащил нас в город до железнодорожного переезда РЗЗЧ, а дальше уже шли пешком - в мороз, снег, метель, в любую погоду. Обратный путь был аналогичным: пешком до переезда, где нас ожидал трактор с "избушкой".

В общем, худо–бедно пятый класс я проучился (а учился хорошо), а родители стали задумываться о переезде в город.

Жить в босоногом деревенском детстве оставалось одно лето. За это время родители подыскали дом на улице Молодёжной с номером 31, который продавался прежними хозяевами за 4100 рублей. Свой домик родители продали за 2200 рублей, сколько могли сверху добавили, остальное заняли у друзей, но в итоге в сентябре и Михаила проводили в армию, и в сентябре же переехали в город. У меня шестой класс и тринадцатый год жизни. До школы было рукой подать – улица через несколько домов упиралась в её забор. Исчезла проблема хронического недосыпания утром перед школой!

Это был просторный дом с летней кухней, садом-огородом, в котором уже росли яблони, груши и даже три абрикосовых дерева. Прежние хозяева уехали жить в город Фрунзе, оставив урожай на деревьях, который мы, конечно же, собрали.

Красота!

Забыл упомянуть: отец начал работать в аэропорту по совместительству диспетчером отдела перевозок и заведующим грузового склада, а у меня и других пацанов отпала необходимость в поисках подшипников для самокатов, которые мы сами мастерили с помощью пилы, молотка и гвоздей. Дело в том, что ящики с "метизами" (от "металлические изделия") в адрес Рубцовских заводов часто приходили с нарушением целостности упаковки, а говоря прямо - разбитыми. Грузчики не особо радели за сохранность, задача была поставлена до безобразия простая: бери больше – кидай дальше, пока летит отдыхай. К сожалению, это была одна из плохих черт, характеризовавшая отношение к общественной собственности во времена социализма.

В конце пятидесятых - начале шестидесятых начали активно развиваться пассажирские авиаперевозки. Сначала Рубцовск соединили с Новосибирском – самолёт летел с посадкой в Барнауле, а уже потом, когда государство задумалось о создании местных авиалиний с центром базирования малой авиации на юге Алтайского края, то уже неплохо к тому времени развитый аэропорт Рубцовска не имел альтернативы. Где-то в 1963-64 годах здесь появилось звено Ан-2 и вместе с ним первые пилоты во главе командиром звена Хуторским Сергеем Ивановичем.

На рубеже 1959-60 годов на территории аэропорта городские власти заложили фундамент, и началась стройка бревенчатого, отдельно стоящего служебного здания АДП (авиационно-диспетчерский пункт), в которое после завершения строительства перешли метеослужба, радиобюро, комната техсостава и кабинет начальника аэропорта. Венцом творения стала вышка КДП - командно-диспетчерского пункта. Если мне не изменяет память, первыми диспетчерами были Янгутов Евгений Максимович и Савченко Виктор Иванович, причём второй – бывший пилот заводской рубцовской авиации, продолживший свой авиационный жизненный путь на пенсии, работая диспетчером. Надо сказать, оба были весьма неординарными личностями в хорошем понимании слова. Виктор Иванович был хранилищем рецептов народной медицины; запомнился он ещё и двухлитровым китайским термосом со стеклянной колбой (что в ту пору было редкой вещью), который всегда брал с собой на смену.

А старое здание перешло целиком в ведение отдела перевозок. Теперь в нём находились зал прилёта-вылета, кабинет начальника, там же была бухгалтер, совмещавшая свою работу с должностью дежурной по посадке пассажиров. Там же, с крыльца направо, был оборудован медицинский пункт предполётного контроля экипажей.

Одновременно со строительством АДП рядом с ним возводились два так называемых «финских домика» для работников метеостанции. Отдельно была построена дизельная для обеспечения зданий автономным электропитанием, а чуть позже – пристройка с отдельным входом, примыкавшая к залу ожидания. В ней была комната для лётного состава Рубцовского авиазвена и столовая для работников аэропорта.

Постоянно на территории аэропорта базировались два самолёта АН-2. Пилоты, на них летавшие, пользовались безмерным уважением и были богами в глазах всей местной детворы, и для меня, конечно, тоже.

Отдельно мне хочется рассказать об авиационно-спортивном клубе ДОССААФ на базе профсоюза АТЗ. Бессменным руководителем АСТК на протяжении многих лет был Андрющенко Григорий Никитович, бывший военный лётчик. В клубе было две секции: парашютного и планерного спорта, в них занимались юноши и девушки в возрасте от 18 лет и старше, работавшие на заводе, да и не только. Патриотическая работа в те годы была на высоте, многие ребята затем обрели себя в армии, в частности, в авиации.

Прыжки выполнялись с Як-12 и АН-2, самолёты были прикомандированы к АСТК из Барнаульского авиационно-спортивного технического клуба, головной организации края. Планёры ("Приморец" и чешский "Бланик") поначалу запускались специальной лебёдкой чехословацкого производства, чего вполне хватало для взлёта и выполнения полёта по кругу на высоте сто метров. Затем, когда на аэродроме появился на постоянной базировке Як-12, стали выполнять взлёт за буксировщиком на фале длиной метров сто.

Для меня и другой поселковой детворы ареалом взросления были не городские подъезды, а деревенская босоногая жизнь, напрямую связанная с созерцанием самолётов, парашютных прыжков, полётов планёров, к которым даже разрешалось прикоснуться и – о, награда!!! - посидеть в кабине под присмотром техника. И совсем не удивительно, что цель моей жизни была предопределена весьма рано.

В память врезался полёт на Ан-2. Мне было лет 12, и отец уговорил Андрющенко прокатить меня на самолёте, что было совмещено, разумеется, с выброской парашютистов. Меня посадили возле кабины, пристегнули и приказали ничего не трогать. Потом были оглушительный треск запустившегося мотора, разбег по кочкам грунтовой полосы, волнительный взлёт, набор высоты метров восемьсот… Выпускающий открыл дверь, в салон ворвалась невообразимая смесь шума двигателя, потока воздуха, и я мог наблюдать, как парни шагали в бездну.

Прыгали с ПД-47 (парашют десантный, 1947 год), квадратный купол, незатяжной, поэтому чехлы, в которые изначально были упакованы парашюты, выпускающий затем втягивал в салон и бросал у пятнадцатого шпангоута. После десятого по счёту парашютиста одиннадцатым прыгнул и сам выпускающий, но уже затяжным прыжком (то есть с ручным открытие ранцам парашюта). Разумеется, выброска была не за раз, а за два–три захода. Я был счастлив!

Через много–много лет нечто подобное ощутил мой младший сын Денис, но уже в небе над Барнаулом. По моей просьбе мой товарищ, Королёв Сергей Павлович, пилот-инструктор Барнаульского АСТК, свозил его на подобное же мероприятие, но уже в кресле второго пилота Ан-2.

Несмотря на то, что я превратился из деревенского в городского пацана, прошлое не отпускало. На выходных в первые годы частенько пропадал в посёлке у своего товарища Виктора. Его мама, Марфа Борисовна, была простой русской женщиной, трудолюбивой и заботливой матерью своим детям (у Виктора был брат Николай). Бывало, подтрунивали, что и моей матерью тоже. Родители мои не противились, и с субботы на воскресенье легко отпускали, иногда с ночёвкой.

Примерно с шестого–седьмого класса у меня появилось увлечение, разнообразившее мою школьную программу жизни – я записался в радиотехнический кружок при городской станции юных техников, где начал изучать азы радио и набираться опыта паять-лудить, собирать радиоприёмники. То были годы перехода с ламповых схем на транзисторные, в быт начали входить полупроводниковые приёмники, что меня и увлекло. Из горстки маленьких красивых диодов, транзисторов, конденсаторов собрать говорящее чудо техники - это было что-то невообразимо волнительное для пацана моих лет того времени!

До супергетеродинных устройств дело не дошло, но приёмники прямого усиления паял по схемам, которыми ребята обменивались в радиокружке, или же находили в выписываемом журнале «Радио». Не сказать, что я доводил их до конечного этапа сборки – как правило, собрал схему, сунул в карман и понёс, слушая эфир на ходу – тогда и наушников-то миниатюрных не было. Длинные и средние волны можно было прослушивать только при помощи внешней антенны, а коротковолновые станции – это уже гетеродинного типа приёмники, требовавшие донастройки с помощью осциллографа , которого, увы, в кружке не былою Тем не менее один собранный мною классе в восьмом приёмничек карманного формата участвовал в конкурсе себе подобных, проведённом в городском Театре Драмы. И ключевое слово здесь "участвовавал".

На Молодёжной у меня появились новые друзья и новые места летнего времяпровождения: река Алей и арык за телевышкой, куда мы ходили купаться. Арык проходил параллельно железной дороге, летом его наполняли водой – он входил в систему мелиорации Безрукавских полей (от наименования села Безрукавка).

Также любимым пацанским занятием было ходить на окраину Безрукавки, где находилась небольшая старица (водоём, весной заливавшийся водой при разливе Алея), пригодная для купания. Особых ограничений свободы передвижения у детворы не было, главное условие – сделай порученное дело и гуляй смело!

Зимой расчищали с пацанами небольшой участок улицы от снега и играли в хоккей, благо валенки были у каждого, а умения делать клюшки из подсобного материала было не занимать. Проблема была лишь в дефиците клея по дереву и тряпочной электроизоляционной изоленты для обмотки пера клюшки, но и это были решаемым.

Осенью 1969 года началась финишная школьная программа – десятый класс. Десять классов тогда считались средним школьным образованием, после экзаменов выдавался школьный аттестат, появлялась возможность поступления в средние и высшие образовательные учреждения, ну а кому не подфартило – армия. Был у меня в то время "кумир", а правильнее сказать, ориентир, на которого хотелось равняться и быть похожим – Просяченко Михаил Ефимович, красивый парень с Украины, окончивший Бугурусланской лётное училище гражданской авиации в 1965 году и прибывший на работу в Рубцовское авиазвено. Он снимал в нашем доме комнату, и мы сдружились. Прожил у нас чуть больше года, пока не поддался чарам местной девушки и не женился на ней.

Кривыми окольными путями меня приняли в Рубцовский АСТК. Цена вступления – членский взнос десять рублей в профком АТЗ. Такими же окольными путями туда поступил и Виктор, мой товарищ. По честному прошли медицинскую комиссию и получили справки по форме № 1.

Занятия для "первокурсников" были раз в неделю по четвергам, длились два часа и начинались в шесть вечера. Как я уже упоминал, в клубе было две секции: парашютная и планёрная. Естественно, мы с другом записались на планёрную и начали изучать азы аэродинамики, конструкцию планеров "Приморец", "Бланик", укладку парашюта и порядок пользования им. Перед началом полётов необходимо было выполнить три прыжка, так как полёты на планёре выполнялись только с парашютом.

У нас с Виктором появился преподаватель в лице Заволокина Геннадия Ивановича, на ту пору инструктора планёрного спорта, но рвавшегося в небо в качестве пилота гражданской авиации. Впоследствии у него это получилось, более того, после выпуска из лётного училища я, придя в Рубцовское авиазвено, летал с ним в экипаже вторым пилотом. Другая легенда АСТК, Смецкой Юрий Васильевич, тоже стал пилотом гражданской авиации, и с ним я тоже впоследствии летал вторым пилотом на Ан-2.

Помещение АСТК было оборудовано в подвале жилого дома в центре Рубцовска во дворах напротив поликлиники АТЗ. Не смогу описать чувства, которые во мне забурлили, когда я смог причаститься к миру авиации, вплотную подойдя к порогу и буквально постучав в её дверь. Такие же чувства испытывал и мой закадычный друг Виктор. Замечу, что при всех глубине нашей дружбы, цели похода в авиацию у нас были разными. Виктор мечтал служить в ВВС и летать на истребителях, а я – летать в ГА «небесным тихоходом».

К счастью, и ему, и мне удалось осуществить свои мечты.

Виктор Трошкин
Виктор Трошкин

Где-то в конце апреля 1970 года нас, курсантов, начали вывозить на аэродром. АСТК использовал то же лётное поле, что и аэропорт Рубцовска. После наземной подготовки начались парашютные прыжки, мой первый выполнялся с Ан-2, второй и третий – с Як-12.

Было ли страшно? Был ли у меня переломный прыжок, на котором это чувство обуревает якобы всех, прыгающих впервые? Не знаю, не довелось почувствовать – может быть, отчасти от того, что моё детство проходило в среде, вплотную причастной к авиации и парашютно-планерному спорту. Определённое напряжение при каждом прыжке было безусловно, но… секундное замешательство мигом сменялось кратковременным свободным падением, затем резким хлопком – торможением выпущенного купола и продолжалось эйфорией снижения в небесной тиши с восьмисот метров. Сидишь в подвесной системе парашюта, любуешься простирающимся внизу ландшафтом, голубым небом вверху и слышишь усиленный рупором хриплый, прокуренный "Беломором" голос "земли". Это Андрющенко (мы его звали "Батей") подсказывает несмышленышам, как правильно держать ноги при приземлении и разворачиваться по ветру, чтобы не накрыло куполом в момент встречи с планетой.

Мой первый прыжок состоялся во вторую смену вечером, мама в этот день работала и, естественно, сильно за меня переживала, так что после прыжка пришлось мне топать в радиобюро для доклада и «личного осмотра» целости рук и ног.

Остальные два прыжка я сделал с Як-12 рано утром, и они имели особенности. На этом самолёте в кабине один пилот, за спиной у него два места и ещё одно справа. Итого в самолёт вмещались три парашютиста. Правая дверь для выполнения прыжков была демонтирована.

Сначала, после выхода на финишную прямую, прыгал тот, кто сидел справа от пилота. По команде он становился ногами на ступеньку, держась левой рукой за подкос, и по отмашке командира прыгал, после чего самолёт вставал в вираж, за время которого на правое место перемещался второй сзади и потом прыгал, и затем история повторялась для третьего парашютиста.

Году в 1963 или 1964 при выполнении прыжков с ЯК-12 в воздухе случилось происшествие: в момент прыжка что-то пошло не так, и не успевшая полностью раскрыться парашютная система зацепилась за правую половину стабилизатора. Парень повис в воздухе за самолётом, управлял которым Смецкой Ю.В. Ситуацию, которая, надо сказать, совсем не из приятных, я наблюдал из двора своего дома.

Минут пятнадцать самолёт крутился в воздухе. Не знаю, как они там взаимодействие нашли, но чуть позже, когда самолёт летел над озером, парень обрезал стропы складным ножом типа садового (прилагался к парашютному ранцу), отцепился наконец от самолёта и выпустил запасной парашют. Парень приземлился… точнее приводнился в озеро недалеко от берега, где его подобрали с лодки. Больше в этот и последующие дни прыжков не было - очевидно, на радостях все ушли в разбор полётов с плавным переходом в празднование невероятно счастливого спасения.

По слухам, парень после этого случая не бросил парашютный спорт и, более того, впоследствии служил в ВДВ, уйдя на пенсии в звании полковника.

Итак, мы с Виктором отпрыгали положенные три прыжка, и дальше началась наземная подготовка под руководством того же Заволокина Г. И. Впрочем, для меня она быстро и закончилась – одним ознакомительным полётом на "Приморце. Наступила пора выпускных экзаменов в школе, требовавших заучивания и зазубривания школьных предметов.

Экзамены позади. Школа закончилась, а вместе с ней и детство. После выпускного вечера, не теряя времени даром, я сел в серебристый самолёт Ил-14. Громко рокоча своими двумя моторами, унёс он меня в Новосибирск, где на территории Северного аэропорта находились региональная приёмная комиссия и ВЛЭК . Не буду описывать все перипетии поступления, но где-то числа 10 июня я попал в приказ о зачислении и получил путёвку в авиацию. Велено мне было явиться 24 августа 1970 года в город Бугуруслан Оренбургской области для прохождения обучения на пилота в БЛУГА , что для семнадцатилетнего паренька, конечно, было невероятно радостным триумфом.

Вернувшись в Рубцовск на поезде, я решил для себя, что задача выполнена, цель определена, продолжение занятий в авиационном спортклубе потеряло смысл. В общем, не состоялся из меня планерист.

Хочу заметить, что Виктор Трошкин, собираясь связать своё будущее с военной авиацией, занятия в АСТК продолжил, на планёрах полетал, а осенью 1970 года ушёл в армию, попав в учебный полк ВДВ, расположенный под Ферганой. Прослужил зиму, а потом уже из части, по направлению сдав вступительные экзамены, был принят на первый курс Ставропольского высшего военного авиационного училища лётчиков истребительной авиации. (СВВАУЛ ИА).

Мы оба оказались очень близко к мечте – каждый у своей. Но как же далеко от неё мы всё ещё находились!

Ссылка на продолжение

Привет читателям "Небесных историй!-8

Друзья!

Мои книги "Небесные истории" доступны на сайте Ридеро, а также ЛитРес, Озон, Амазон, Bookmate и других ресурсах.

Ссылка на авторскую страничку на Ридеро

Ссылка на страничку ЛитРес

Привет читателям "Небесных историй!-9

Приятного чтения!

Бонус - ночная посадка в Самаре!

Эти и другие рассказы о лётной работе на канале Небесные истории

Об авторе
Мой инстаграм
Мой канал на Youtube
Мои книги

Понравился рассказ?

Пожалуйста, не забудьте нажать "большой палец вверх"!

Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить выход новой небесной истории!