Как в довоенном Ленинграде почти победили преступность
Страна Советов упорно не желала признавать тот факт, что успешное формирование социалистического общества отнюдь не сопровождается автоматическим снижением преступности. Особенно в таких крупных городах, как Ленинград и Москва. С их традиционно повышенным криминальным фоном. А потому в конце 1930‑х годов были предприняты новые меры борьбы с преступностью.
Дежурные камеры — беспощадно и без волокиты
С 1937 года в СССР наметилась тенденция к переквалификации сугубо хулиганских проявлений в контрреволюционные преступления (ст. 58 УК). Отныне в действиях хулиганов запросто находили политическую подоплеку. Например, такую — «пытались запугать лучших ударников, чтобы подорвать дисциплину на социалистическом предприятии». Впрочем, к концу 1930‑х политический подтекст усматривали уже в большинстве совершаемых в СССР преступлений, а судебные заседания все чаще превращались в показательные публичные процессы.
Одновременно государство продолжало закручивать гайки. 10 августа 1940 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об уголовной ответственности за мелкие кражи на производстве и мелкое хулиганство». Он предписывал создать в крупных городах дежурные камеры народных судов.
В Ленинграде первая такая камера появилась в Дзержинском районе. Она работала с раннего утра до глубокой ночи, уголовные дела здесь слушались без предварительного расследования, а выносимые приговоры оказывались весьма суровы. Так, за нецензурную брань в закусочной некто Попов был осужден на 1 год, а некто Кузнецов, который 21 августа 1940 года ударил чемоданом по лицу гражданина Сахарова, уже 22 августа был осужден на 3 года тюремного заключения с последующим запрещением в течение 4 лет проживать в главных городах СССР. Дебоширы и хулиганы пропускались через дежурные камеры без традиционной юридической волокиты: сегодня в камеру, завтра в суд, послезавтра на этап.
Подобные меры возымели действие: к началу 1941 года на улицах Ленинграда был установлен образцовый порядок, о котором до сих пор с упоением вспоминают немногие оставшиеся старожилы. Стоило ли наведение порядка таких жертв, вопрос спорный. Жертвами борьбы с хулиганством в основном становились простые работяги, которые и так были двумя руками за советскую власть. А вот матерые уголовники без лишней надобности по улицам не слонялись, нецензурно на людях не выражались и вообще старались ненужного внимания к себе не привлекать. В отличие от пролетариев вроде ленинградского хулигана Смородинова. Который «беспричинно приставал к сидящему на скамейке гр-ну Бурдилову и даже ударил его селедкой по лицу». Селедка обошлась Смородинову дороговато: на следующий после задержания день в дежурной камере народного суда ему отвесили 5 лет исправительных работ.
Прокурор — друг человека
Если верить официальной милицейской статистике, за весь 1936 год в Ленинграде было совершено всего два (!) вооруженных ограбления. Преступники, которых, кстати, вскоре задержали, отняли деньги у владельцев двух маленьких магазинов. Статистика, конечно, вещь деликатная, однако порядок цифр (тогдашние единицы в год против нынешних тысяч в месяц) говорит сам за себя.
С учетом складывающейся обстановки многим склонным к криминалу личностям поневоле приходилось переквалифицироваться в банальных расхитителей социалистической собственности. Кстати, именно среди этих типов, если верить газетам тех лет, преобладали «остатки враждебных контрреволюционных элементов». «Перекрасившиеся» занимались очковтирательством и тратили народные деньги на коллективные пьянки и кутежи. Кулаки-лишенцы подделывали расчетные знаки Торгсина. «Сын расстрелянного белобандита и бывший колчаковский офицер организовали преступную группу, которая путем подлогов и злоупотреблений причинила государству ущерб на сумму 614 рублей»...
Проворачивать подобные аферы с каждым годом становилось все тяжелей, поскольку крупно погореть можно было на любой ерунде. В те годы не только милиционеры, но и прокуроры, несмотря на крайнюю загруженность, не пренебрегали «мелочами жизни». Со страниц «Ленинградской правды» в сознание горожан внедрялась мысль о том, что советский прокурор тесно связан с народом и твердо защищает интересы граждан. А потому ленинградцы ходили жаловаться к прокурору охотно и часто. Результаты жалоб сказывались незамедлительно. Стоило покупателям магазина «Шелкосбыт» заявить, что оттуда с черного хода утекают шелковые галстуки, как против директора возбуждалось уголовное преследование...
Подобные жалобы были больше похожи на доносы: «В ателье № 1 под видом массового производства сшито 10 костюмов для друзей и знакомых заведующего. Необходимо вмешательство районной прокуратуры». (Подпись неразборчиво.) А что делать — всем хочется ходить в хороших костюмах...
Воровская перестройка
Перед войной в СССР окончательно установилась новая эпоха. Не выдержавший конкуренции с тоталитарным государством уголовный мир невольно начал перестраиваться: группировки жиганов и урок по всей стране сливались (где-то мирно, где-то кроваво) в шайки, базировавшиеся на новых понятиях. Наступало время воров в законе. Однако в крупных городах, особенно в Москве и Ленинграде, государство держало руку на пульсе особенно жестко. Ни о каких ворах в законе и организованной преступности речи здесь идти не могло — «уркаганам» в столицах развернуться не давали.
Но тут грянул июнь 1941‑го, и блатным стало не до новых понятий, а простым горожанам — не до хороших костюмов. Город Ленина ожидала девятисотдневная блокада.
Автор текста: Игорь Шушарин
Это интересно:
Невинные шалости = реальные сроки
«После основательной зарядки в пивной Козлов почувствовал прилив необыкновенной бодрости. Ему захотелось стать в центре событий, совершить что-то героическое, незаурядное… Тогда Козлов остановился и начал отпускать по адресу прохожих отборнейшие слова на изысканном заборном диалекте. Комсомолец-осодмиловец попросил Козлова прекратить хулиганство.
— Чтоб ты, сопляк, угнетал меня… Да кто ты такой? Я — помощник кладовщика ремонтного завода.
Милиционер вызвал дворников, чтобы отправить важную персону для вытрезвления, но тут Козлов неожиданно прыгнул на милиционера и завопил истошно:
— Погибать так вместе! УРА!
Нарсуд приговорил Козлова к 1 году трудовых работ.»
«Красная газета», 2 сентября 1934 г.
17 июня 1941 года «Правда» отписала небольшую заметочку об инспекторе транспортной конторы тов. Кондратьеве. Гуляя по зоопарку в состоянии «подшофе», тот решил покататься на жирафе. За что уже на следующий день получил полновесный год заключения. Как сложилась его дальнейшая судьба? Искупил ли он кровью свой невинный проступок? Или относительно благополучно отсиделся в самый первый, самый страшный год войны в лагерях? Чем стала для «любителя животных» внезапно свалившаяся тюрьма? Кто знает...
Ставьте лайки, подписывайтесь на канал и приобретайте архивные номера «Тайного советника» —https://history1.ru/archive
Не забывайте делиться материалами в соцсетях, если они вам понравились :)