Рассказ про Инночку
Начало
Предыдущий эпизод
Первая ночь на новом месте была волнительной. Инна долго не могла уснуть, мальчишки не выходили у неё из головы. Провалилась в сон она далеко за полночь, и встала какая-то квёлая.
Утро выдалось дождливым, и Иосиф Моисеевич сообщил, что на сегодня, скорее всего, наметился выходной, так как по прогнозу такую погоду обещали на целый день.
─ А Вы зимой тоже рисуете на улице? ─ поинтересовалась Инна за завтраком.
─ Бывает, но гораздо реже. В мороз-то особо не порисуешь, даже пастель и карандаши не стремятся укладываться на бумагу. Да и собственно желающих мало в зимний период. Я чаще выставляю мольберт, и примеры, чтобы пригласить к себе и писать портрет у себя в студии.
─ А Вы всегда рисовали на Арбате?
─ Нет, я же ещё из Советского Союза, когда-то даже успел декоратором в театре поработать, но это было так давно, как будто в другой жизни, ─ глаза художника как-то неожиданно погрустнели, и он замолчал. Инна не смогла прервать возникшую паузу, ей показалось, что за грустью в глазах мужчины скрывается какая-то трагедия.
И она оказалась права. Рассматривая картины на стенах в доме, девушка приметила несколько в чёрных рамах, они казались очень старыми. Собственно это были самые старые полотна на стенах в квартире художника. Инна задержалась у картины, где в поле стояла молодая женщина, а рядом с ней мальчонка.
─ Это моя семья, ─ раздался за спиной тихий голос Иосифа Моисеевича. ─ Была семья. Они погибли в 1976 году, так, что я не преувеличивал, когда говорил, что ты могла бы быть мне внучкой.
Инна, наученная жизнью в подвале с мальчишками без дома, не стала расспрашивать, как погибла молодая красивая женщина и этот черноволосый мальчуган. Она решила, что если Иосиф Моисеевич захочет, то сам всё расскажет. Она только теперь чаще задерживалась у портретов и смотрела на мальчишку, вот он улыбается своими карими глазами-бусинами, или на женщину, которая улыбалась просто волшебно.
Всего портретов жены и сына в доме художника нашлось семь, один, где сын с мамой, один, где они всей семьёй, и Инна была уверена, что это работа другого художника, так как заметила разный стиль. Три портрета жены и два сына по отдельности. Все портреты, кроме того где был запечатлён Иосиф Моисеевич, были в чёрных рамках.
─ Вижу, на портреты смотришь? ─ заметил как-то за обедом художник.
Инна кивнула и опустила голову, ей стало неловко.
─ Но не спрашиваешь, ─ продолжил Иосиф Моисеевич.
─ Меня мальчишки научили, не лезть в душу к человеку, в его боль, ─ Инна подняла глаза. ─ Они считали, что если человек захочет рассказать, то сам расскажет. А до этого табу.
─ Может быть, если боль свежа ─ это и правильно. А вот когда она такая древняя, как у меня, получается наоборот. Мне иногда хочется вспомнить об этом, будто вернуться в прошлое, а поговорить уже и не с кем. Никому не нужны мои старые раны и проблемы, и я ношу эту боль в себе.
─ Расскажите, ─ почти шёпотом попросила Инна, она поняла, что сейчас этот рассказ нужен именно ему.
И Иосиф Моисеевич рассказал, как он рассорился со своей семьёй и женился на любимой девушке, а не на той, которую подобрала ему мать. Он тогда ушёл из семьи и даже отказался от поддержки. Они поженились, и через год у них родился вот этот кареглазый мальчишка. Они жили сначала в общежитии, потом получили квартиру небольшую, эту он уже получал гораздо позже, именно как действующий художник.
И вот в один прекрасный момент он ездил по делам в Ригу, а жена с сыном поехали в Ленинград к родственникам, после чего должны были приехать к нему. И не доехали. Их поезд столкнулся с локомотивом, и они погибли. Так Иосиф Моисеевич потерял любимую жену и сына. И больше никогда не женился. Не смог даже представить другую женщину на месте его любимой Иринки.
Инна слушала рассказ и боролась со слезами, которые всё равно катились по щекам.
