52 подписчика

Я работал в Шоколаднице. Часть 6.

О получении зарплаты в переулках у белорусского вокзала.

В четыре часа утра я с криком подскочил на своей кровати и схватился обеими руками за правую ногу. И не от кошмара — у меня опять были судороги. Всю свою жизнь я сидел, и не как антигерои сериалов про тюрьму, а буквально, сидел. Я сидел в школе, за партой, в техникуме, уже за другой партой, затем в университете, опять за партой, но такой же заплёванной и расписанной синей гелевой ручкой, как и две предыдущие. После — работа в офисе, где единственным занятием для ног было донести меня до кухни за кофе или найти себе удобную позу под столом.

И вот, несидячая работа. Мы были на ногах по 12 часов в день, и не просто стояли, а бегали, и, кажется, делали по бару, который 4 метра в длину и 1 в ширину, по двадцать тысяч шагов за смену. Выйти через чёрный ход и посидеть на промёрзшей картонке, оторванной от коробки молока, было высшим благом и для уставших ног, и для рук, чьи пальцы ныли от свежих порезов — за один день ты мог порезаться и ножами, и лезвием миксера, доставая апельсиновый жмых, оставшийся после выжима сока. В наших руках, пропитанных, в основном, кофейной пылью, бывало взрывались и стеклянные стаканы.

Если их принесли только-только после мойки, то были они ещё тёплыми, даже горячими, а на полку их нужно было положить, вставив друг в друга — так они занимали меньше места и более-менее красиво смотрелись, как украшение. Пытаясь вытащить один стакан из другого, стаканы, будучи уже холодными, упрямо сопротивлялись. Потяни ты слишком сильно, и один из стаканов, не выдержав, лопнет. Осколки полетят в тебя, будут впиваться в твои пальцы, в ноги менеджеров, залетят в открытую кассу к десятирублёвым монетам, попадут в готовый кофе, молоко и так не вовремя открытую мешалку горячего шоколада. Тут сразу же включалась мультизадачность — что сделать в первую очередь, забинтовать пробитые пальцы? Или сдать все заказы?

Шоколад отправлялся в раковину, все пять литров отборного швейцарского шоколада уплывали в бесконечный трубопровод, перемешиваясь с кофе, который постигла та же судьба. Забинтовав себя, с шестью пластырями на пальцах, ты радуешься скорее не тому, что больше не кровишь, а тому, что не пачкаешь чашки и стаканы, ведь подавать кофе лучше всё-таки без кровяного привкуса и разводов на стаканах.

И вот, проснувшись в 4 утра от судорог, ты понимаешь несколько вещей: то, что тебе нужен отдых, и то, что вставать через 3 часа. Сегодня опять нужно идти на работу, где смена будет немного необычна по своему графику, с 12 дня до 12 ночи, ведь была пятница, и бар нужно было усилить — администрация ожидала, что будет поток. Но сперва, до работы, надо было заехать на Белорусскую, в офис ООО «Галерея-Алекс», официального работодателя всех официантов, бариста и поваров. У них были ещё несколько юридических лиц, и в одном кафе могли работать люди, имеющие договор с разными компаниями.

Размяв икры от судорог и немного походив по квартире, я завалился обратно спать, но уже представлял, как в десять утра в центре зала метро «Белорусская» мы встретимся с парой коллег-бариста и пойдём за деньгами. Я получал зарплату не первый раз, но каждый раз это было шоу, не сравнимое, пожалуй, ни с чем иным виденным мной ранее. Работая в офисе, ты не задумываешься о получении денег, два раза в месяц ты видишь на своём телефоне смс с поступлением средств и рассуждаешь, как же на это прожить. Но работая здесь, я поучаствовал в голодных играх. И, увы, Дженнифер Лоуренс там не было.

О получении зарплаты в переулках у белорусского вокзала. В четыре часа утра я с криком подскочил на своей кровати и схватился обеими руками за правую ногу. И не от кошмара — у меня опять были судороги.

Арка, которая дальше вела в нужный двор, выходила прямо на площадь перед вокзалом; если из неё выходить, держа в руках заветные рубли, то слева от тебя будет KFC, справа — Белая церковь со стеклянными БЦ, а перед тобой — само здание вокзала и длинная Тверская улица. Двор как двор: пройдёшь мимо, и не узнаешь, что там. Барбершоп за одной дверью, «Рога и копыта» за другой, а желанные деньги — за третьей. Там не было ни вывесок, ни хоть каких-либо указателей, но всегда у нужной двери стояли узбеки и курили. Ты поднимался наверх по неудобной лестнице с короткими ступеньками, где еле-еле умещалась ступня сорок первого размера, а разминуться никто не мог, и из-за этого постоянно возникали пробки и очереди: на спуск, и подъём.

Поднявшись, ты видел два пути: налево, где выдавали отпускные и где принимали заявления на увольнения, и направо, где выдавали основную зарплату. Первый зал был совсем маленький, возможно, пять на пять метров. Второй же вмещал в себя до 70–100 человек. И всё это — очередь.

Вдоль стен были поставлены десятки стульев, где в порядке живой очереди ждали люди свою возможность зайти в небольшую комнату к девушкам, которые, проверив твой паспорт, отсчитают положенные тебе тысячи. Перед этой комнатой всегда стояло, но чаще сидело, два охранника — и судя по их размеру и мускулам, получали они больше, чем все мы. Вызывали в эту комнату по два человека, в порядке всё той же живой очереди.

Однако, выдача была устроена так, что ты мог простоять и час, и два, и три, и так и не получить сегодня деньги: «Наличные закончились, приходите завтра после 11», — кричали из комнаты с деньгами. И люди, поворчав, приходили на следующий день. Но не к 11, а к 8:00. Чтобы занять очередь. В этой очереди было прекрасно видно соотношение национальностей, работающих в «Шоколаднице» и «КофеХаузе». Второй здесь затесался, потому что ООО у всех было одно — «Галерея Алекс».

В кофейнях, как и в очереди, 90% сотрудников были из Средней Азии. Узбекистан, Таджикистан, Казахстан, Киргизия, Туркменистан, и, неожиданно, Молдова и Украина. Работали по классической схеме: чем больше, тем лучше. Брались за любую работу, любые графики, любые дополнительные часы. Иногда уборщицы могли отработать и двое, и трое суток, успев поспать ночью в раздевалке три или четыре часа. Менеджеры, как и администратор, закрывали на это глаза. Им всегда было важно, что всё сделано и везде чисто.

Спросив в очереди, кто же тут последний, мы встали в самый её конец и примерно прикинули — ждать не меньше получаса. На лицах окружающих людей не было радости, что скоро они получат заветные шуршащие и грязные бумажки с нарисованными на них картинками и цифрами. Скорее, на них читалась усталость, а если проще — заёбанность. Они устали работать, устали так жить. Но ни то, ни другое они изменить не могут. У них нет гражданства страны, где они работают. У них нет квалификаций, у них, вероятно, даже подделаны медицинские справки и разрешения о работе. Но семья там, в далёком и песчаном Туркменистане, ждёт десяти тысяч рублей, что позволят дожить им до следующего перевода. А отец, брат или сын останутся здесь, имея на руках четыре-шесть тысяч, где часть уйдёт на оплату койки в комнате на восемь человек в засранном общежитии на окраине города, часть — на проезд, а на остаток они купят новые штаны за двести рублей на китайском рынке в ТЦ «Москва». Кормят их на работе, и они, пересиливая себя, впихивают настоебавший промасленный бургер, думая в тот момент о своих детях, оставшихся где-то далеко. Или же о том, где достать насвая — тут, конечно, никогда не угадаешь.

Очередь шла медленно, а говорить и общаться как-то особенно и не хотелось. Периодически делая пару шагов вперёд после громогласного окрика охраны «Следующие двое, заходим», мы приближались к заветным конвертам. Конвертов, правда, не было — экономили. Деньги выдавали прямо так, пачкой и в руки. Те, кто деньги получал, на мгновение расцветали, и на их лицах появлялась улыбка, но почти сразу же, после обязательного пересчёта суммы, деньги летели в карманы и кошельки, а взгляд становился такой, что ты сразу понимал — ближе, чем на три метра не подходи. Убьёт.

Перед получением первой зарплаты, ещё в кофейне, ко мне подошла администратор и сказала:

— Егор, а ты получал уже зарплату на Белорусской?

— Нет, завтра первый раз.

— Ты обязательно деньги пересчитай. Ребята говорили, что эти девочки-бухгалтеры могут случайно, — она изобразила пальцами кавычки, — Недодать пару сотен. Не заметишь, прекрасно. Заметишь, скажут, что это кассовый сбор. Начнёшь возмущаться — могут и отдать, и охрану позвать.

В тот раз я поблагодарил её и внимательно всё пересчитал — и у меня было всё в порядке. Возможно, всё вновь упиралось в ксенофобию: такие истории о недосдаче рассказывали только ребята из Азии.

До конца очереди оставалось примерно десять минут, и я вышел на улицу, во двор, покурить. Только закурив, я услышал звонок собственного телефона.

— Да, что? — ответил я на вызов.

— Егор, есть минутка? Короче, дело есть. У меня дела сегодня срочные образовались ночью. У тебя как по планам? Выспался? Сможешь выйти на сутки вместо меня в ночь? — это был Андрей, мой коллега.

— На сутки? — переспросил я.

Сутки означали, что выйдя в 13 часов дня сегодня, моя смена закончится в 13 часов дня завтрашнего дня. Без сна, без отдыха. Днём работа, ночью уборка. Сутки на ногах, сутки по локоть в кофе. Прикинув, сколько я заработаю чаевых за 24 часа, половина из которых придётся на активный вечер пятницы, я ответил:

— На сутки? Легко.

Получив в кассе двенадцать тысяч за двадцать три дня работы, я пошёл к Маяковской. Скоро начинались тяжелые, но определённо интересные 24 часа.

—————

Каждое воскресенье я публикую новую часть на своём Патреоне. Если вам нравится эта серия рассказов, вы можете поддержать меня за 1$ в месяц и получить доступ к новым рассказам на неделю раньше: https://www.patreon.com/howtoshoko