Алый жеребёнок
Рассказ, часть 4
Юля, Павлик и Валя с того дня стали частыми гостями селекционной станции. И не только гостями. Они с удовольствием помогали взрослым ухаживать за животными. А весёлая, веснушчатая и курносая Светка — студентка, работавшая на каникулах на станции — взялась учить ребят верховой езде, благо на станции оказалось несколько покладистых добродушных пони.
На станции было очень много интересного, и ребята, увлекаясь, совершенно не замечали течения времени. Но Евгений Петрович последние несколько дней был не в очень хорошем настроении и часто ругал каких-то Сигизмунда и Юрия Тимофеевича, особенно прочитав свежие номера газет. Юля, Валя и Павлик поначалу не придавали значения испорченному настроению биолога. Не придавали, пока однажды вечером не произошла странная встреча.
Ребята вместе со Светой возвращались с конной прогулки. Расседлав своих лошадок и заглянув в денник к Огоньку, Павлик, Валя и Юлька вышли из конюшни. Солнце уже село, и вечерние сумерки серо-лиловой прохладной пеленой опускались на станцию и дачный посёлок, сменяя зной летнего дня. В темнеющем сиреневом небе поднялась ярко-жёлтая Луна, какие-то птахи посвистывали в недалёком лесу, устраиваясь на ночлег.
– Как здорово! — Валя с восхищением смотрела на медленно текущую, как будто масляную реку, отражающую шар Луны и первые звёзды, заблестевшие в тёмно-синем зените. От воды тянуло прохладой и сыростью, и над маслянистой гладью сумеречной реки медленно поднимались редкие клочки вечернего тумана. Ничто не нарушало торжественного спокойствия тихого летнего вечера.
– Ну что, ребятишки, пойдёмте-ка — я вас провожу домой, — Света поправила резинку в волосах и вдруг вздрогнула: совсем рядом громко хрустнула ветка.
– Кто это там? — недоуменно спросил Павлик, указывая на густые заросли, отделявшие конюшню «марсианских» жеребят от спуска к реке.
– Там дядька какой-то, — подбежавшая к кустам Юля оглянулась на друзей.
– Какой дядька? — тревожно спросила Света.
– Да вон он, к реке спускается! — Валя протянула руку, показав на высокого худощавого мужчину в старомодной кепке-«жокейке» и серо-зелёной куртке, быстро спускавшегося к воде. Внизу за кустами, виднелись мостки с привязанной к ним лодкой.
– Не иначе, сам Юрий, свет Тимофеевич, почтил нас своим визитом, — презрительно скривилась Света. — Чтобы тебя комары сожрали, поганка!
– А это кто? — спросил Павлик.
– Нехороший человек! Пойдём домой, а то уже темнеет, — Света подтолкнула ребят к дороге, ведущей в посёлок.
– Интересно, что он там делал? — пожала плечами Валя, когда ребята подходили к дому Павлика и Юли (дача Вали была в конце той же улицы).
– А я его видела, — вдруг вспомнила Юля. — Позавчера, он с корзинкой из леса шёл. Грибы, наверное, собирал.
– Надо дяде Жене сказать завтра, — резюмировал Павлик. — А вдруг он хочет жеребят украсть.
– Ну, уж прям! — усмехнулась Юля.
– А чего он тогда там высматривает?
***
На другой день ничего необычного не случилось. Только Евгений Петрович сплюнул сквозь зубы, услышав от Светы о вечернем визитёре.
Вечером Валя осталась ночевать у Юли с Павликом: её дедушка и бабушка срочно уехали домой в Москву на два дня.
– Странно, о «марсианских лошадях» здесь нет ни слова! — Юля листала книжку о Марсе. — Про всех есть! Про огненную гадюку, про красных муравьёв, про песчаного прыгунчика, про пустынного крота…
– А почему его называют кротом? — спросила Валя, оторвавшись от окна (с дачи Юли и Павлика открывался великолепный вид на реку). — Он же — ящерица?
– Потому, что роет норы в песке, как крот. Ты же не удивляешься тому, что лунной крысой называют ежа? А почему? Потому, что этот ёж похож на крысу. А эта ящерица ведёт себя, как крот, — объяснил Павлик. — А почему про «марсианских лошадей» нет ни слова? Всё очень просто. На Марсе же никогда не было лошадей. Огонёк и другие жеребята — земные лошади, только с марсианскими генами. А Марс не совсем лошадь.
– Знаете, папа сказал, что на Марсе начали этот… — Валя отошла от окна и присела на диван рядом с Павликом. — Тера… Тэра… форминг! Вот, — Валя с трудом выговорила непривычное слово.
– А что это? — Павлик с интересом посмотрел на подружку.
– Это значит, что постепенно Марс станет таким же, как и Земля. Он сказал, что сейчас на это нужно примерно сто лет, но это сейчас. А потом, может быть, изобретут что-нибудь ещё, и на самом деле времени понадобится ещё меньше. Сто лет назад, в конце ХХ века, считали, что для этого нужно двести-триста лет.
– Ну и что?
– А я поняла, — Юля отложила книгу. — Марсианских животных тоже восстанавливают, чтобы было кем заселить планету, когда она снова оживёт.
– Снова люди придут, прилетят с той планеты,
Что звездой голубой освещает их путь.
Верят в эту мечту медногривые кони,
Что посланцы Землю вновь жизнь Марсу вернут[1],
— продекламировала Валя.
– Хорошие стихи у тебя папа сочиняет, — вздохнула Юля. — Вот бы мне тоже научиться…
– Подумаешь — стихи, — фыркнул Павлик.
***
Утром на станции Павлик помогал зоотехнику Олегу Горшенькову — молодому студенту и приятелю Светланы. Выйдя к ограде выгулочного двора, мальчик неожиданно заметил, как среди деревьев подступавшей к станции рощи мелькнула синяя «жокейка». Павлик, заинтересовавшись, перемахнул через жерди и, прячась за густыми кустами шиповника, густо росшего за изгородью, прокрался ближе к опушке.
– Ага! — удовлетворённо ухмыльнулся Павлик, подойдя ближе и разглядев обладателя кепки, и тотчас же помчался обратно на станцию.
– Свет! Света!
– Павлик, ты откуда это летишь? Даже запыхался!
– Свет, там этот, Юрий Тимофеевич, которого ты поганкой обозвала, вокруг станции бродит! И с ним тётка какая-то!
– Рыжая и толстая?
– Ага!
– Пошли к дяде Жене! — Светка, схватив Павлика за руку, потащила его к лаборатории.
– Евгений Петрович! Там один ваш друг никак не решится в гости зайти!
– Кто!? — оторопел не понявший иронии биолог.
– Юрий со своей ненаглядной Люсей!
– А, чтоб тебя! — выругался Евгений и, скинув халат, быстрыми шагами пошёл к конюшне.
– А кто этот Юрий? — ребята бежали вприпрыжку за Светой и Вертихиным, едва поспевая.
– Журналист, Юлька! — ухмыльнулась Светлана. — Журналист Юрий Криницын! Пишет всякую глупость из околонаучных слухов и считает себя гением журналистских расследований!
– А это он написал про монстров, которых вы выращиваете на станции? — спросила запыхавшаяся Валя.
– Он, поганка!
– А папа говорит, что Криницын — неплохой писатель, и статьи о разных тайнах интересные пишет. Он с ним в одном классе учился и говорил, что Криницын у них был редактором стенгазеты, — добавил Павлик.
– Я слышала про одну книгу, «Серая пыль» называется. Про технологический конец человеческой цивилизации. Олег сказал, что ничего. А Зинка — что полная чушь… — пожала плечами Света.
– Ага, её мама с папой читали! Она у нас есть.
– Ну и как, Павлик, понравилось?
– Маме нет, она исторические книжки любит, — мотнув головой, ответила за брата Юля. — Она несколько глав прочитала и кинула. А папа полистал и сказал…
– Что сказал?
– Маленьким так говорить нельзя! — усмехнулась Юля.
– Так плохо? — удивилась Света.
– Да это Юлька дурака валяет. Папе понравилось. Он сказал, что книжка очень хорошая, но сложная. Тяжело читается, — ответил Павлик.
Евгений некоторое время стоял у жердей ограды, потом выпрямился и, сложив ладони рупором, крикнул: – Что же ты, Юрий Тимофеевич, бродишь тут, как лис вокруг курятника! Зашёл бы в гости, что ли? И вы, Люсьена Эрастовна! Не прячьтесь — вас слишком много, за кустом не спрячетесь!
– Хам!! — из-за куста выплыла полная рыжая женщина с неопрятной причёской, одетая в светло-оранжевое платье-балахон.
Евгений Петрович издевательски осклабился и, позаимствовав панаму у Светки за неимением собственной шляпы, поприветствовал рыжую даму, изобразив глубокий «мушкетёрский» реверанс.
– Выходи, Юра, выходи. При детях я тебя не трону! Яви личико!
Таинственный Юрий Тимофеевич вышел из-за кустов, отряхивая прилипшие к светлым летним брюкам репья. Журналист оказался высоким худощавым мужчиной лет тридцати – сорока с наметившейся лысиной в густых волосах и какими-то блёклыми, как будто усталыми, голубыми глазами, внимательно смотревшими из-под кустистых бровей.
– По-моему, это не тот, «серый», которого мы в кустах видели, — Юля поглядела на Валю и Павлика.
– Не-а, — согласился Павлик. — Тот выше и худее. И, по-моему, был с усами…
– Ты не прав, Евгений… — начал было журналист.
– Я не прав? — притворно удивился биолог. — А как насчёт статейки про «марсианских монстров», которых мы здесь выращиваем? Ты ведь умный человек, Юра. И связался с этой… Люсьеной… и её приятелями.
– Ну, Евгений, — широко улыбнулся Криницын, разведя руками, — ты слишком критичен. Это журналистика, пойми! Ради…
– Красного словца не пожалею и отца. Я тебя понял, Юра…
Криницын лишь вздохнул в ответ.
– Да, с той статейкой как-то криво вышло… — признался Криницын.
– Мог бы просто ко мне подойти.
– Женя, пойми. Люди любят тайны. Просто научную статью про твоих гиппариатов никто не заметит. Прочтут только учёные в специализированных журналах. А чтобы заинтересовать остальных нужна интрига, понимаешь?
– Да ладно, Сигизмунд, — усмехнулся Вертихин. — Я конечно тоже погорячился. Тогда…
– Да что ты с ним разговариваешь!!! — неожиданно взвизгнула рыжая Люся. — Они тут монстров выращивают, которые размножатся и пожрут всю нашу Землю! А ты тут растекаешься в любезностях! Их станцию давно надо закрыть, а их самих сажать за издевательство над нашей природой!!! Учёные!!! Изверги, неучи!!!
– Вон отсюда! — зло крикнул Вертихин и показал на ворота станции. — Вон!
– Я это так не оставлю!!! Вы меня ещё вспомните!!! — Люсьена, подхватив подол платья, пошла по тропе, спускавшейся к берегу реки.
– И вам не хворать, Люси! — с издёвкой ответила Света, изобразив глубокий поклон. — Весь вечер буду икать, вас вспоминая!
– Вот что, Юра, катись-ка ты вслед своей подруге… — раздражённо ответил биолог. Хотя голос его на этот был не злым. В нём скорее звучали усталость и разочарование.
– Зря ты так, Женя, зря, — вздохнул журналист и пошёл вслед рыжей Люсе.
– Юра, гони её в шею — мой тебе добрый совет. Подведёт она тебя под монастырь. Как избавишься от неё — приходи. А с ней… Пусть носа сюда не кажет! В следующий раз вызову полицию! — крикнул вслед журналисту Вертихин.
– Не нравится мне, что эта Люся здесь шастает, — вздохнула Елена Никитична, прижав к себе Валю. — Сам Криницын — неплохой человек. Но… Слишком уж увлекается, когда дело касается тайн. И совсем не умеет разбираться в людях. Совсем…
– Не сегодня-завтра ждите гостей… — проворчал Евгений Петрович.
– А кто эта Люся? — спросила Валя.
– Люсьена Кологривцева. Борец за возврат к естественной жизни, как она себя называет. Их союз борется за возвращение первозданной природы и освобождения планеты от техногенной заразы, — усмехнулась Валина бабушка.
– Ага, а платье из синтетики носит, — усмехнулся Павлик. — И лодка пластиковая, с мотором, — добавил мальчик, услышав стрекот лодочного мотора и показав пальцем на плывущую по реке лодку, в которой ругались, размахивая руками, журналист и рыжая толстая Люсьена.
[1] Стихотворение «Медногривые кони»