Родом из Франции

С французской литературой не все в порядке. Какая-то странная она. Сохраняя былое изящество формы, она не выглядит убедительной в содержательном плане. И все же в ней есть герои, достойные упоминания. Сегодня речь пойдет о двух из них. Один сам творит новые истории, другой стал предметом восхищенного рассмотрения со стороны американского автора. Но в них есть нечто общее, то, что не дает распасться нити времен соединяющих начало Французской республики с сегодняшним днем – жесткость, прямота, верность избранным идеалам.

Новая притча о старом

Клодель Ф. Собачий архипелаг/ Пер. с фр. Н. Жуковой. - М.: Эксмо, 2018. - 256 с.

Уже по одному абстрактному «где-то, когда-то, с кем-то произошла одна история», понятно, что речь идет о притче. Да, перед нами небольшой рассказ об очень большом зле, том самом которое ежедневно творят люди. Безразличие, забвение уроков прошлого, предательство, благие прагматичные намерения, которые вполне закономерно ведут в ад.

Написано блестяще, так что не придерешься. В тексте самая суть происходящего, конфликта, так что жесткий посыл «вы звери, господа!» (в данном случае, собаки) вполне очевидны. Это кстати, относится не только к персонажам. Но и к вам, дорогие читатели. С собаками жить, по-собачьи выть.

Однако идеальность исполнения и начинает вызывать вопросы.

Возможно для зарубежного читателя притчеобразность полезна. Книги там становятся порой столь плоскими, что в сравнении с ними даже блины начинают выглядят чем-то более объемным. Основной массив книг настолько сиюминутен и ситуативен, что порой диву даешься: зачем это читать? Избыток эмпирической абстрактности, когда в деталях и эмоциях по поводу сегодняшних проблем теряется некая философинка, метафизика, лежащая по ту сторону быстротекущих дней, сразу бросается в глаза. В этих книгах душно и тошно.

Клодель, обращаясь к морально-философскому срезу бытия, избавляется от основного недостатка практически всей современной прозы – трескучей болтовни, натужного вымысла.

В самом деле, так ли уж сильно мы нуждаемся в картонных декорациях реальной жизни, которыми переполнены многие романы? Создаваемые в большинстве своем для проформы, в духе следования привычному, детали личной жизни персонажей истончаются в нашей памяти, и в итоге все равно остается нечто вроде клоделевских типажей: Старуха, Кюре, Мэр, Учитель и т.д.

Однако, у нас в литературе другая проблема. Отечественные книги, будучи лишены клоделевской притчеобразности, жесткой правоты, тяготеют к «общим вопросам», впадая в иной грех, грех бесконечного пережевывания абстракций, общих мест.

В этом смысле читателю-обывателю книга Клоделя будет полезна, как лекарство от отупения суетой, но писателю, наоборот, вредна.

Самое страшное в книге Клоделя – то, что она совершенно не пугает и вовсе не шокирует. Описанное в ней – рядовая жизненная практика. С ней мы сталкиваемся каждый день, особенно над ней не задумываясь, и ей не поражаясь.

Предательство? Да, пожалуйста, всегда рады.

Клевета? С удовольствием.

Выбор в пользу яичницы, а не божьего дара? Да, это наш метод.

Очевидно, что Клодель пишет о том, что не раз уже говорилось и до него. Но делает это не ради развлечения, а ради поучения. В этом смысле он носитель и продолжатель традиций философской просвещенческой линии в литературе.

Главный вопрос в связи с этим очевиден (он обозначен и в самом романе) – насколько чтение книг такого рода способно повлиять на практику. Знать одно, делать – другое. Знание зла не освобождает от потребности его совершать от каждодневного в нем соучастия. Преодолеть эту апорию вряд ли возможно морализаторством, даже если оно выполнено в духе обвинительного приговора. Но, с другой стороны, непонимание происходящего, оставляет человека в плену своих поступков. Получается, что-то должен говорить неприятные вещи прямо в лицо.

В свете этого Клодель с его книгами фигура довольно трагичная. Он живое и некомфортное напоминание о подлинных ориентирах человечности, апелляция к свободному и сознательному движению в область совести и здравого смысла. Явление редкое по нынешним временам, а потому заслуживающее внимания.

Первый Дюма

Рейсс Т. Черный граф/ Пер. с англ. А. Дадыкина. - М.: РИПОЛ классик, 2018. - 592 с.

Читают ли сейчас Дюма также запойно, захлебываясь от восторга, как читали его в детстве лет 30 назад?

Вряд ли.

А зря. Книга Рейсса прекрасный повод вспомнить великого самозабвенного враля, хотя речь в ней идет о его отце, первом Александре Дюма, прославленном генерале, «Черном дьяволе», легенде революционной армии, чья жизнь оказалась столь же скоротечна, как и идеалы Великой Французской революции, которым он преданно служил.

Написать книгу о генерале Дюма – задача не из легких. Информации не так много, а образ мифического великана на коне, созданный великим сыном в мемуарах, так и норовит заслонить реального человека.

В итоге перед нами книга, в которой граница между документальным и художественным оказывается несколько размыта. Реальные свидетельства немногочисленны, и даже материалы из взломанного сейфа, оставшегося после внезапно умершей наследницы родовой традиции, мало что добавляют к общей картине. Книга Рейсса интересна тем, как ловко удается автору противостоять напору автора «Графа Монте-Кристо» и «Трех мушкетеров», который так и норовит превратить собственного отца в очередного романного героя.

Но есть и другая сложность. Читая историю «черного графа» (генерал Дюма по крови был наполовину черным), внезапно осознаешь, что приключения в старых книгах, представляющиеся нам невероятными, выдуманными, имеют под собой реальную основу. Все это правда. Семейный конфликт между братьями на фоне далеких тропических плантаций, за которым следует побег и многие годы неизвестности, не фантазия какой-нибудь Эси Эдугян («Вашингтон Блэк»), а подлинный эпизод из истории рода Дюма. От раба до графа, от капрала до генерала – такие невероятные кульбиты судьбы вполне в духе XVIII столетия.

И все же Рейсс выбирает для своей истории вполне современный ракурс. Для него история генерала Дюма в первую очередь повод поговорить на довольно модную нынче тему расовой дискриминации. Генерал Дюма интересен не только сам по себе. «Черный граф» не только биография отдельного лица. Книга Рейсса фактически рассказ о французской расовой политике XVIII века во всей ее противоречивости (шаг вперед, два - назад), о французской революции в контексте реальной эмансипации цветных (у нас эта тема затрагивалась в ныне совершенно забытом романе Анатолия Виноградова «Черный консул»).

Особый сюжет в книге образуют непростые взаимоотношения генерала Дюма и Наполеона. Рейсс фактически сталкивает между собой носителей двух начал – неподдельного революционного идеализма и беззастенчивого человеческого эгоизма. Как это обычно случается в истории, человечество помнит эгоистов, и с легкостью предает забвению достойных людей. Добродетель всегда посрамлена. Этот нерадостный вывод нетрудно вывести, глядя на то как сложилась судьба оппонентов и какая их постигла посмертная слава.

Книга Рейсса таким образом, представляет собой не просто отвлеченное историческое исследование, призванное ликвидировать одно из белых пятен, она написана во исполнение некоего нравственного императива, продиктована стремлением восстановить забытое честное имя. Забытое, в том числе, и по причинам расового характера.

«Черный граф» - название, содержащее в себе вызов. Последние становятся первыми. И это заслуга не только религии (борьба с расовыми предрассудками изначально велась под лозунгом равенства людей перед Богом), но и победы принципов, защищающих человека и гражданина. Александр Дюма отец «отца» опередил свое время почти на полтора столетия, стал вестником новой эры.

Его судьба интересна сама по себе. Поэтому попытки автора завлечь читателя отсылками к романам Дюма (на мой взгляд, сомнительными), которые-де были вдохновлены его биографией, совершенно излишни. Уникальный человек, необыкновенная яркая жизнь, великое наследие – что еще нужно биографу, что еще не хватает читателю?

Сергей Морозов