Фанатизм как противоположность любви
Пока реконструкция силами польских ударников труда шла ни шатко, ни валко, никто про неё не писал. Во всяком случае, не припомню таких публикаций. Но едва у ржавых ворот Царицына зашевелились бульдозеры и самосвалы, как набежал народ с блокнотами, диктофонами и кинокамерами. Появилась озабоченная общественность. Некоторых её представителей я знал в лицо, поскольку встречался с ними на неведомых парковых дорожках. Общественность вскинула кулаки типа «но пасаран», а представители прессы заработали своими инструментами.
Два года вокруг реконструкции «подлинного памятника» бодались столичные власти и общественность. Временами противостояние переходило в истерику и рукоприкладство. Строители расчищали руины и восстанавливали стены, прокладывали дорожки и дренаж, укрепляли берега прудов и реставрировали плотины. Депутаты всех парламентских уровней слали запросы в прокуратуру, экологи стояли в пикетах и подсчитывали количество вырубленных деревьев, историки сличали восстановленные объекты с документами XVIII века... То есть, энергия масс клокотала по сталкивающимся векторам: одни массы возводили на месте захламлённого Царицынского лесопарка «московский Версаль», а другие этому возведению всевозможно препятствовали.
Два аспекта «будировала» пресса, выражая мнение озабоченной публики: первый – нельзя реставрировать недостроенный и руинированный комплекс, второй – нельзя уничтожать лесной массив под предлогом его окультуривания.
О том, что Большой дворец в московской усадьбе Царицыно был изначально не достроен, писали все, кому ни лень. Даже «специалисты» активно подключились к дискуссии о «неправомерности искажения исторического облика архитектурного памятника при его реконструкции, начатой московскими властями». Мол, как можно восстанавливать «недострой»! Отсюда обвинения столичного правительства по минимуму в непрофессионализме, по максимуму – в нецелевом, значит, криминальном использовании бюджетных средств. Сегодня, по прошествии некоторого времени, начинаешь понимать, что именно здесь и «порылась собака»: политическое противостояние хорошо замаскировали «научным». Думаю, что это противостояние пошло только на пользу реконструкции. У Лужкова и его команды не оставалось путей отступления: восстановительные работы надо было доводить до конца по любому. А учитывая пристальное внимание общественности и въедливой прессы, бюджет можно было использовать лишь по назначению, без «изъятий».
Но вернёмся к «недострою». Даже без раскопок в архивах возникает сомнение, что возведение комплекса было брошено на ходу. Тут достаточно задействовать обычную логику. Из практики любого строительства известно, что благоустроительными работами вокруг главного объекта начинают заниматься лишь после того, как основное сооружение закончено и принято. Действительно, незадолго до Отечественной войны 1812 года, буквально в два-три года, в царицынском парке были построены мосты на прудах, гроты, башни, беседки, павильоны, расставлены скульптуры, проложены дорожки, отремонтированы древесные насаждения. Трудно представить, что в эти работы вкладывали немалые средства, не завершив усадебные здания. Ведь работами в Царицыно занимался не какой-нибудь эксцентричный помещик, а серьёзные люди из Экспедиции Кремлёвского строения, которые умели считать казённые денежки.
Вторым весомым аргументом в пользу законченности усадьбы является акварель архитектора Осипа Ивановича Бове, знаменитого воссоздателя Москвы после пожара 1912 года. На ней Большой дворец в Царицыне – с башнями, то есть завершённый. Не думаю, что эта работа – отражение мечтаний архитектора. А то ему больше делать было нечего... Значит, ещё при жизни Бове (а умер он в 1834 году), Царицыно существовало, как законченный архитектурный ансамбль.
Это подтверждает и картина маслом 1835 года академика живописи Владимира Аммона. Сохранилось ещё несколько акварелей и литографий малоизвестных авторов, где Царицынский Большой Дворец предстаёт как законченное сооружение. Акварель Бове называется «Вид с западной стороны села Царицына» и хранится в Российском государственном архиве древних актов. Картина Аммона «Вид усадьбы Царицыно» – в Государственном музее архитектуры. Понятно, что до архива и музея журналисту ещё надо доехать, картины отыскать... А вот с царицынскими павильонами и беседками, с датами их возведения и авторами, можно было разобраться и по немалой литературе, посвящённой усадьбе. Время возведения павильонов Нерастанкино, Храма Цереры, мостов на прудах, Русалкиных ворот не представляет архивных тайн. Стоит вчитаться в даты, и становится понятно, что все эти «мелкие предметы интерьера» создавались вокруг главного сооружения, подчёркивая, оттеняя его завершенность и красоту.
Вообще, совершенно непонятно, с чего это вдруг разгорелась полемика «достроенный-недостроенный». Доступна, например, переписка архитектора Баженова с сиятельными заказчиками. В одном таком письме он говорит о штукатурах, работающих в Большом дворце, которые могут остаться без зарплаты. Недостроенные здания не штукатурят... Из большой массы литературы (отчётов, смет, докладов проверяющих и т.д.) известно, что во всех построенных зданиях Царицынского комплекса были установлены изразцовые печи. В недостроенных зданиях топить не надо. Оштукатуренные помещения планировалось украсить темперной росписью, для залов были заказаны зеркала.
Эти сведения, повторяю, не были секретом за семью замками. История Царицына – от вотчинного села Годуновых до владения Кантемира и Екатерины – расписана по годам в сотне книг. Читай, не хочу! Так откуда взялись басни о недострое? Многие противники реставрации приводили вот это мнение знатока подмосковных усадеб Ю. И. Шамурина, высказанное в 1912 году: «Правда истории требует, чтобы Царицыно осталось незавершённым (выделено мною – В.С.) капризом XVIII века: доделанное, включённое в число памятников своего времени, оно бы ложно свидетельствовало об его творчестве, его вкусах. <…> Но всё же живописность Царицына, если бы оно было достроено, придавала бы ему совершенно исключительное обаяние».
В подкрепление этого мнения публиковались репродукции работ А.Н. Голицына, который посвятил царицынским руинам цикл акварелей. Особенно впечатляла выполненная в 1893 году панорама «Вид на Большой дворец, галерею-ограду с воротами и Кухонный корпус со стороны парка». Башенок, известных по акварели Бове, нет, окна зияют пустотой, на стенах – поросль мелких деревьев... А на акварели «Большой дворец в селе Царицыне» 1896 года разруха проступает совсем явно – часть кровли провалилась, лесная поросль окончательно захватила стены.
***
Самыми тяжёлыми снарядами по Лужкову и его команде стали интервью некоторых академиков архитектуры. В этих публикациях были сформированы основные идеи неприятия реставрации. Особенно – Большого дворца. С позиций сохранения исторической достоверности нельзя восстанавливать то, что разрушалось естественным путём и нельзя достраивать то, что не было достроено в силу исторических обстоятельств.
Вот, корифеи сказали своё слово – обрадовалась протестующая общественность. Недострой!
Великий и могучий наш язык позволяет искать в словах тот смысл, который нужен сейчас. Что значит недостроенный в отношении Царицына? По плану Баженов собирался возвести в Царицыно большой комплекс, этакий царский городок: пять (!) дворцов для царицы и цесаревича с семейством, помещения для двора и обслуги. И кроме Хлебного корпуса собирался выстроить ещё Конюшенный. А вишенкой на торте должна была стать огромная башня с часами, видными за много вёрст. Не были возведены дворец для Павла Петровича, Конюшенный корпус, Часовая башня и ещё десяток мелких помещений. Царицыно оказалось недостроено потому, что не был полностью исполнен план, а не потому, что не успели натянуть крышу на дворец. Вот и всё. Отсылаю к Ю.И. Шамурину: незавершенный каприз. Незавершенный, а не недостроенный!
В течение XIX века ансамбль приходил в запустенье. Любую усадьбу в России можно было продать или подарить. И тем поддержать на плаву. А императорскую собственность кому дарить? Экспедиция Кремлёвского строения, тем не менее, пыталась поддержать жизнь усадьбы: для этого формировался пейзажный парк с павильонами, дорожками, мостами. Завели фруктовый сад, рыбу в прудах, оранжереи. Экзотические фрукты и цветы, выращенные здесь, продавались в Москве.
Но «хозяевам земли русской» подмосковная вотчина оказалась не нужна. Павел отказался давать деньги на поддержание Царицына. Александр I распорядился открыть ансамбль для гуляний и увеселений, а пруды – для ловли рыбы. Николай I поручил выяснить – нельзя ли использовать пустующие дворцы под казармы. Оказалось, надо всё перестраивать. Себе дороже. Только в 1860 году Царицыно было передано из министерства императорского двора в департамент уделов. Тот решил продать строения под разбор – за 80 тысяч рублей. Охочих до царских кирпичей не нашлось. И тогда земли вокруг ансамбля решили сдавать под дачное строительство, тем паче, что мимо в 1865 году прошла Курская железная дорога, на которой и устроили остановку «Царицыно».
Продолжение следует
Вячеслав Сухнев
Картинка:
собственная съёмка