* АРХИВ БП *
Юрий Коваль. Мы с вами где-то встречались . Рассказы о кино и не только. Часть 2 // Бельские просторы. – 2016. – № 5. – С. 176–180.
«ЗАКУЛИСНЫЕ ДЕЛА МЕНЯ НЕ ИНТЕРЕСУЮТ»
1990 год
В Уфе гастролировал Московский театр «Эрмитаж». В одном из его спектаклей – «Здравствуйте, господин де Мопассан!» – уфимцы увидели актрису театра имени Моссовета Ольгу Остроумову. Она сыграла сразу четыре роли: графиню де Маскаре, мисс Гарриет, старуху и проститутку. Было бы грешно не встретиться и не побеседовать с популярной актрисой. Ольга Михайловна Остроумова оказалась человеком без претензий, в меру искренним и простым. Мы говорили обо всем понемногу и, конечно, о театре и кино.
– Что для вас значит профессия актера?
– Актерское дело для меня – это миссия, поиск истины. Мне особенно интересно играть те роли, в которых можно поразмышлять о смысле жизни. Я очень люблю свою героиню из кинофильма «Василий и Василиса». Какой характер! Он тащил меня за собой на аркане. Такое редко бывает.
– Судя по этому фильму, вы не боитесь быть некрасивой.
– Нет, не боюсь. Единственно, чего я боюсь, – быть не такой, как моя героиня.
– Фильм «А зори здесь тихие» имел большой зрительский успех. Вам, очевидно, стали предлагать роли, очень похожие на роль Женьки Комельковой. Как вам удалось вырваться из ее «плена»?
– После «Зорь» я года два не снималась: не хотела тиражировать Женю. В то время мне необходимо было сыграть совсем другой женский характер.
– И вы сыграли. Маню в картине Е.С. Матвеева «Любовь земная». Потом снялись в других его фильмах и стали, таким образом, актрисой Матвеева. Как это случилось?
– Я знала Евгения Семеновича как очень хорошего актера по фильмам «Воскресение» и «Поднятая целина». О режиссере Матвееве у меня не было никакого представления. К тому времени он снял, кажется, только «Цыгана».
Мы долго притирались друг к другу. Мне пришлось отстаивать что-то свое, и он это принял. В фильме «Время сыновей» я сыграла этакую стервозу, которая ради своего благополучия не остановится ни перед чем. Фильм этот, по-моему, плохой, но… Матвеев дал мне необычную роль, и я оценила его доверие.
Скоро выйдет на экраны «Чаша терпения». Вроде бы, старомодна эта картина, сейчас по-другому снимают, откровеннее. Но в ней есть неуклюжее отстаивание нравственных основ, теплота. Как зрителю мне нравится другое кино, и я этого не скрываю от Матвеева... А «Чашу терпения», уверена, будет смотреть вся Россия.
На съемках этого фильма мы уже понимали друг друга с полуслова.
– В последние годы фортуна изменила Матвееву. Его упоминают в ряду кинематографистов, процветавших в брежневские времена.
– Натура человека противоречива, в каждом можно найти и хорошее и плохое. Только уничтожать человека не надо. Но у нас, к сожалению, это – традиция.
– Вы играете в театре, снимаетесь в кино. Что вам ближе?
– Наверное, все-таки театр. Я хотела быть театральной актрисой. Во ВГИК даже и не пробовала поступать.
Кино – это цыганская жизнь: сегодня здесь, завтра – там, а я люблю, чтоб у меня был угол, пристанище. Мне нужен дом.
– Но дом надежный, без склок… Вы десять лет были актрисой широко известного театра на Малой Бронной и лучше меня знаете, что из-за раздоров он стал разваливаться. И до сих пор, кажется, не может вернуть себе утраченную славу.
– Переворот там произошел без меня: я ждала ребенка…
В общении между людьми есть какая-то неуловимая грань, которую опасно переступать. Переступил – и невозможно будет смотреть друг другу в глаза.
Представьте себе, актриса на собрании копается в твоем грязном белье, потом выходит на сцену и говорит: «О, любимый». Эта фальшь, как бы ее старательно ни прятали, все равно бывает заметна. Театр разрушается. Творческий коллектив разваливается.
Для меня наиболее приемлемая форма существования в театре – это репетиции, спектакль. Закулисные дела не интересуют.
– Вы мало заняты в театре. Многие актеры, оказавшись в вашем положении, воспринимают это очень болезненно, как личную драму.
– Я отношусь к этому спокойно.
Тут многое зависит от характера. Я не могу сама сочинить себе спектакль, не могу пойти в кабинет главного режиссера и стукнуть кулаком по столу: «Я хочу играть эту роль!» Нет – так нет. Значит, такова судьба, такая линия. Возможно, я человек, который довольствуется малым. Хотя, с другой стороны… Разве можно считать малостью ту роль, которую я сыграла во «Вдовьем пароходе»? Она стоит многих других. Я не раз слышала добрые слова об этом спектакле, и это мне чрезвычайно дорого.
– В наши дни то один, то другой популярный человек доблестно сообщает о том, что он – верующий. А какие взаимоотношения с верой у вас?
– В церковь я не хожу, хотя в детстве она была, по существу, моим домом. Я родилась в Бугуруслане, дедушка мой был священник, отец Алексей. Его уважал весь город. Каждое лето все внуки съезжались в его дом. Рядом были кладбище и церковь – места наших детских игр и забав. Мой фундамент, мои корни оттуда.
– Умами людей сегодня завладели не только политики, но и астрологи, Чумак и Кашпировский, инопланетяне… Как вы ко всему этому относитесь?
– К астрологии – с любопытством. Судить о ней не берусь, потому что не знаю предмета. Я верю в гипноз, неизвестную нам энергию человека. Но сеансы знаменитых экстрасенсов во Дворцах спорта, на стадионах – это уж простите! Очень сомневаюсь, что всем присутствующим они на пользу.
Хочется верить в инопланетян, в то, что мы во вселенной не одиноки. Я представляю себе инопланетян существами более разумными и добрыми, чем мы.
– Я недавно посмотрел советский коммерческий фильм «Живая мишень», образец пошлости и дурного вкуса. Но зато какие актеры! «Крестный отец» – Д. Банионис, генерал милиции, он же один из главарей мафии, – И. Кваша, полковник милиции и несчастный отец (дочь его наркоманка) – А. Пороховщиков.
Вам не предлагали сниматься в подобных фильмах?
– Предлагали. Разговор сразу заходит о деньгах: «Мы платим за роль пять тысяч».
«Но вы не сказали главное: что это за роль».
Приносят сценарий, а там роли-то нет… Я готова взять пять тысяч при условии, что мне дадут сыграть интересную роль. А так… Лучше сняться за одну тысячу в несовершенном фильме Матвеева. Там, по крайней мере, есть и любовь, и доброта – те ценности, которыми я дорожу.
– Игорь Владимирович Ильинский рассказал как-то про такой эпизод. В Малом театре репетировали пьесу. По ходу развития действия молодая героиня должна была предстать перед зрителем в чем мать родила. Ильинский полагал, что актрисы, претендующие на эту роль, будут шокированы, смущены. Ничуть не бывало. Желающих раздеться на публике оказалось предостаточно.
В нынешних кинокартинах целое половодье откровенных сцен в постели. Это стало чуть ли не нормой, главным признаком современного советского кино. Что вы скажете по этому поводу?
– В «Зорях» надо было играть сцену в бане. У нас было внутреннее сопротивление. Но С. Ростоцкий убедил, что снять это просто необходимо. Необходимо показать зрителям молодость, здоровье, красоту. Все это будет уничтожено пулей фашиста и превратится в прах. С. Ростоцкий свой фильм посвящал медсестре, которая спасла его на войне.
В искусстве нет ничего запретного: все зависит от тех задач, которые ставит перед собой режиссер, от его вкуса. А вот со вкусом-то как раз дело обстоит неважно. Можно ведь показать и без постели, как люди любят, тянутся друг к другу. Зритель легко додумает, что у них происходит ночью.
Сейчас мы наблюдаем явный перебор, перехлест. Все разрешено, надо скорее выговориться. Я думаю, что это пройдет.
– Страницы газет и журналов заполнены сообщениями о наркоманах и проститутках, о жестокости и бездуховности молодежи. Вас это не пугает?
– Я боюсь рассуждать о молодежи, ругать ее. Однажды я зашла в школу за Олей. Раздевалка, скамеечки вдоль стены. Сижу, жду. Вдруг мимо меня пронесся табун «кобылиц». Я вжалась в стену. Это девчонки из старших классов пошли куда-то работать. Обтянуты джинсами, все у них ходит ходуном. Крутятся перед зеркалом, прихорашиваются. Оля тогда училась в третьем классе. «Боже мой! – подумала я. – Придет и для Оли такое время. Я же с этим не справлюсь».
Поделилась своей тревогой с Олиной учительницей. Она смеется: «Это все пройдет». И в самом деле: чего я испугалась? Это природа из девчонок выпирала, весна.
– Если с высоты прожитых лет заглянуть в свое детство. Какими вам видятся родители?
– Мама – крестьянская дочь с четырехклассным образованием – просто хороший человек. Это уже немало.
О папе разговор особый. Сын священника, «лишенец», он преподавал физику в вечерней школе. В семье было четверо детей, я – последняя. Жилось нелегко, но папа умудрился собрать замечательную по тем временам библиотеку.
Как сейчас помню: кровать, полка с книгами, узенький стол, папа пишет план работы. Я стараюсь подсесть к нему поближе. Он был мягким, добрым и терпеливым. Нам, детям, всегда хотелось быть около него, рядом с ним. Усядемся, бывало, на диван, и папа читает нам вслух «Остров сокровищ» Р.Л. Стивенсона… Тут надо признаться, что мы сами уже умели читать. Но нам была необходима папина теплота. Она греет меня до сих пор.
Ольга Михайловна Остроумова – народная артистка России, лауреат Государственной премии СССР и премии имени А. Довженко.
Роль школьницы в фильме Станислава Ростоцкого «Доживем до понедельника» в одночасье сделала ее любимицей миллионов зрителей. Помимо Анфисы во «Вдовьем пароходе» дорогими для себя ролями на театральной сцене она считает роли Глафиры («Волки и овцы»), Эммы («Мадам Бовари») и Елены («Дни Турбиных»).
Предшествующий материал Юрия Коваля здесь:
Почему Екатерина Васильева ушла из МХАТа