* * *
Глава 1
Легкий ветерок гонял опавшие листья по увядшей траве. Приближалась зима. Еще немного и все земли укроет мягкий пух белого снега. Холодное время года всегда наводило тоску…
И юноша, сидевший на высоком пригорке у толстого дуба, печально вздохнул. Все тот же ветерок всколыхнул его белые, до плеч волосы, и устремился ввысь к пожелтевшей кроне могучего дерева. Зашумела опадающая листва, и небольшой листопад засиял под светом садящего солнца. Зрелище представилось необыкновенно красивым, но оно не тронула душу юноши, в осенние дни ему всегда бывало грустно, а в этот день в особенности…
-Арон! Арон!
Тонкий слух уловил звуки родного голоса; юноша обернулся в сторону своего дома и улыбнулся. Звавший его, добро сверкнул янтарными глазами и тоже улыбнулся, но улыбка больше напоминала зверский оскал из-за острых зубов. Это был его младший брат Колим. И хоть они были не родными, Арон любил его как родного, да и всех остальных членов своей приемной семьи, которые вырастили его и подари тепло и ласку.
Он никогда не знал своих настоящих родителей: об отце никто не слышал, а его родная мать умерла после родов. Затем семья волконов взяла его к себе…
Достав из кармана кожаной куртки маленькую бамбуковую дудочку, Арон поднес ее к губам и завел тоскливую мелодию. На мягкий протяжный звук стали собираться разбежавшиеся по лугу овцы. Тут же поблизости раздался задорный лай: черная здоровенная собака завилась вокруг ног юноши и затем помчалась к стаду.
-Ты мог бы сегодня прийти и пораньше! Матушка уже заждалась и измучила всех нас, - упрекнул Арона брат.
Арон почувствовал в словах брата досаду, он знал, что мать готовит сегодня для него праздник и поэтому никого не пускает на кухню. Ему бы радоваться, сегодня был день его совершеннолетия, и перед ним должны были открыться все запреты. Только ему было грустно. Каждую осень, как осознал, что Давила не его родная мать, а он сам не волкон, а эльф, Арон начинал впадать в уныние, и корить себя за то, что его рождение отняло у его настоящей матери жизнь. В эти дни он хотел умереть, исчезнуть с лица земли, растворится, а больше всего он хотел отыскать своего отца и убить его за то, что тот оставил его мать одну…
Колим, остановился перед братом и, согнувшись, облокотился ладонями об колени; он бежал и теперь пытался отдышаться.
Мелодия утихла, и молодой волкон выпрямился и почесал свою шею, покрытую серой шерстью. Плечи; спина, до ягодиц; руки, до локтей – были тоже покрыты серой шерстью. Вместо волос его голову так же покрывала шерсть только она была намного длиннее и отливалась металлическим блеском. А все остальное оставалось как у людей, ну почти: светлая кожа лица, чуть бледновата; красивые желтые большие глаза, как у волка; прямой длинный нос, немного приплющенный; полные губы…
В данный момент рабочая одежда брата скрывала его голую грудь и живот, вообще всю его лохматость, а также широкие плечи и мускулы. И если бы Колим не был таким высоким и имел хвост, то его спокойно можно было принять за волка.
Когда-то, много столетий назад, люди-волки умели оборачиваться в настоящих волков, но теперь они утратили свой дар из-за ненадобности, осели на землях. Одни стали фермерами, другие рыбаками, третьи охотниками. И стали служить Королю Ипиру, властвующему на одном из самых больших островов архипелага Итримия – Дублира. Некоторые ушли на другие земли, но большинство волконов осталось жить на Дублире…
Пич – черный мастифф, погнал овец к дому; он радостно лаял и цапал, отстающих овечек, за задние ноги, как бы играя. Арон смотрел на веселого пса, и его настроение стала немного подниматься. Да и, не честно было по отношению к матери: она старалась, готовила. Грех портить такой день своей кислой физиономией. Поэтому он, в благодарность за поддержку, похлопал Колима по плечу, и они не торопясь, отправились к дому.
Семья уселась за овальным столом: с одного края мать, с другого отец. Арон сидел между Колимом и младшей сестрой Алией. Напротив них седели Луч и Кула – старший брат и сестра. Они уже давно не жили с родителями, у них имелись свои семьи и дома, но сегодня они пришли поздравить своего брата с совершеннолетием и преподнести ему дары, как это было принято среди волконов, да и почти у всех жителей Итримия.
Празднество проходило в теплой атмосфере. Арон был чудесным, и, не смотря на то, что он эльф, и матушка Давила чересчур его опекала, даже больше чем собственных детей, все его любили, и братья и сестры. Они никогда не ревновали его к своим родителям.
Луч подарил замечательный меч Арону: брат занимался кузнечным делом, и славился своим умением. Будучи еще совсем маленьким, Арон вечно просил его сделать ему настоящий меч, но все его уговоры оказывались бесполезны: «Вырастишь, - говорил брат, - и тогда я сделаю тебе такой меч, что позавидуют короли!» И не соврал: меч получился великолепным, рукоятка начиналась с бутона лотоса, раскрывшего все свои лепестки, плавно переходящая в стебель, а из двух листьев вырастал клинок. Сделанный из нескольких видов металлов, острый клинок излучал прочность и силу. Луч прочел по глазам своего брата благодарность и гордо вскинул голову.
Кула подарила Арону теплую шерстяную тунику темно-синего цвета, расшитую серебряными нитями. Ни одну ночь девушка старалась над подарком для любимого брата. Колим же подарил брату кожаный пояс, сплетенный из множества маленьких шнурков различной кожи. Они сговорились вместе с Лучем, и поэтому такой великолепный пояс был под стать не менее великолепному мечу.
Алия сшила Арону белую срачицу1: ворот и рукава также украшала серебреная вышивка – все те же цветы лотоса. Этот цветок считался святым у волконов и олицетворял силу и жизнь.
Братья и сестры постарались на славу. Арон не знал, как ему и отблагодарить своих родных, за такие дары, в которые они вложили всю свою душу и любовь...
Когда празднование закончилось, Арон улегся на кровать, и Колим, его спросил:
-Тебе, что, не понравились наши подарки?
-С чего ты взял? О таких подарках я и мечтать не мог! – удивился Арон.
-Просто ты весь день сегодня какой-то грустный, и я подумал, может, ты ожидал от нас чего-то большего?!
Арон приподнялся на локтях и посмотрел на брата: он был младше его всего на год, но в данный момент казался совсем юным, в его глазах таилось огорчение. Видимо, он ожидал от него больше восторга и радости…
-Колим, это не так, просто, мне всегда грустно в этот день, – тихо ответил он брату.
-Ты снова терзаешься?! Я думал, что ты перестал винить себя в смерти своей матери?
-Но это так! Если бы не я, то…
-Если бы не ты! – возмущенно воскликнул Колим, не давая закончить брату речь, - Вот именно! Если бы не ты, может быть, твоя мать умерла много раньше, и одна мысль о том, что она носит тебя под сердцем – давала ей жить на этом свете. Как ты можешь обвинять себя в ее смерти?! Ты ни в чем не виноват! И хватит, ты слышишь, хватит терзать себя все время.
Арон с удивлением посмотрел на брата, в его словах имелась доля праведного смысла, но все равно это его не убедило в своей невиновности. Каждый всегда хотел знать виновника того или иного происшествия, и он был не исключением, только другие могли найти, на кого можно было бы перекинуть груз вины, а он нет. «Нет, есть! – мысленно воскликнул Арон, - и настанет время, когда я заставлю его заплатить за все…». Только даже эта мысль не сняла с его плеч тяжесть вины. Но после слов Колима, в его голове возникла еще одна мысль. Складывалось ощущение, что брат, что-то знает о его матери, и он уже хотел с ним об этом поговорить, как в комнату вошли отец и мать. Колим вышел из комнаты, повинуясь немому приказу отца, и они остались втроем.
Давила нежно улыбнулась: под глазами и у края губ собрались десятки морщин. Она была уже не так молода, ей было двести лет, и все же прожив большую часть отпущенной ей жизни, она оставалась очень красивой и смогла б привлечь к себе внимание более молодых волконов, если бы не Картен – их отец, которому она отдала свое сердце навсегда.
Родители уселись на кровати Колима, и матушка стала разматывать небольшой сверток. Арон с удивлением следил за неторопливыми движениями нежных рук.
-Я думал, что на сегодня уже подарки кончились?!
-Да, и ты прав это не подарок, – чуть слышно вымолвила Давила.
В комнате ненадолго зависла тишина. Чувствовалось волнение матери: она покусывала нижнюю губу и с грустью смотрела на странные предметы, на серой ткани. Арон встал с кровати и присел у материных ног; его взору предстали два предмета: четырехпалая звезда, украшенная пятью сиреневыми камнями и золотое кольцо с орнаментом трех цветков лотоса, чьи сердцевины были инкрустированы тремя небольшими сапфирами.
Он с восхищением рассматривал таинственные предметы, приведшие его мать в волнение, и даже не мог догадаться, кому они могли принадлежать, только что-то ему подсказывало, что они вскоре станут его.
-Это осталось от твоей матери, возьми их, – попросила Давила.
Юноша был немного шокирован этой новостью: он думал, что от матери ничего не осталось. А теперь выходит, что это не так, и если его родители скрыли от него эти вещи, может, сегодня они расскажут ему всю правду. И он сможет, наконец, найти все ответы на вопросы, которые были связаны с его жизнью и заставляли его таиться… даже от своих родных. Он с трудом проглотил комок, вставший в горле от нахлынувших на него чувств, и тихо спросил:
-Почему вы раньше не показали мне эти вещи?!
-Так было нужно, – коротко ответил Картен.
-Мы решили, что пока они тебе не нужны. Твоя мать говорила, что эти вещи очень дороги ей и скрывают таинственную силу. Теперь ты стал взрослым и нам не зачем скрывать их от тебя. – Давила с трудом сдерживала свои слезы, она знала, что скоро ей придется проститься со своим приемным сыном. Другая бы мать скорей всего обрадовалась, что наконец-таки избавилась от лишнего рта, но Давила была раздавлена этой мыслей. Она выкормила Арона своим молоком; она учила его говорить, она видела его первые шаги – он был ее ребенком, и пусть не кровным, но таким родным и может быть самым любимым. Арон был самым маленьким среди ее детей, даже младшая дочь сейчас выше его, а в ней девять пядей во лбу, поэтому хрупкий эльф казался ей всегда таким беззащитным…
-Расскажи мне о ней.
Давила прочистила горло; ей почти нечего было сказать, да и она не очень-то хотела – боялась, что все это только разбудит в юном эльфе любопытство и интерес. Но он имел полное право знать, и ей не осталось больше ничего, как затолкать свой эгоизм глубоко-глубоко и поведать ему всю правду.
-Твою мать принес на наши земли огромный дракон: она оказалась в ужасном состоянии: исхудала, изголодалась. Две недели я билась с ее жуткой лихорадкой, и вскоре боги услышали наши молитвы и твоя мать пошла на поправку. – Женщина вздохнула, то, что она собиралась рассказать Арону, могло его немного напугать. – Соула была странной женщиной: она все время молчала; вечно была чем-то озабочена – складывалось ощущение, что она повредилась умом. Но это было не так, иногда, лицо Соулы озарялось улыбкой; она нежно гладила свой круглый живот и тихо напевала какую-то странную песню. В эти минуты мне хотелось подойти и прижать ее к себе, дать ей понять, что она не одна, что не стоит так убиваться не из-за какого горя. – Давила вновь вздохнула, - И, ты, знаешь, я несколько раз пыталась узнать, почему она так печальна и несчастна, но все было тщетно: она отворачивалась и уходила от меня, словно не хотела складывать на мои плечи груз своей печали. И до последней минуты своей жизни она несла свою боль в себе.
Женщина не стала рассказывать своему сыну о страданиях его умирающей матери – это было не к чему. Она смахнула с глаз выступившие слезы и стала подниматься с кровати.
Арон встал с пола и засунул в карман туники таинственные вещи. Он положил руку на локоть Давилы и чуть его придержал. У него накопилось столько вопросов, которые он хотел задать. А, по словам матери, выходило, что его настоящая мать должна была прожить с его родными около года, и ему казалось, что за такой срок можно было узнать о жизни эльфийской женщины очень много. И Арон на это надеялся; ему всегда хотелось узнать судьбу своей матери, и теперь, когда у него есть ее вещи; он мог найти, других людей, других эльфов, которые хоть что-то да знали об ее жизни.
-Мама, а ты не знаешь, откуда она?
-Нет. Соула ничего не рассказывала о себе. Быть может, об этом знал медный дракон, но и он ничего не сможет тебе сказать – природа, как я знаю, не наделила этих чудовищ речью. – Давила ласково сжала руку сына и печально покачала головой, в глубине души ей искренне хотелось помочь ему узнать правду о своей кровной матери, но, к сожалению, она ничем не могла помочь.
Родители ушли, и Арон улегся на свою постель. Он вынул из кармана мамины вещи и, надев на мизинец кольцо, стал разглядывать амулет. Не найдя на красивом украшении ничего схожего с известными ему письменами, он вернулся к своим мыслям о матери. Теперь он точно убедился, что Давила и Картен больше ничего не знают, и не смогут ему ничем помочь. Но, несмотря на это, он не собирался бросать свои поиски, и с завтрашнего дня станет разыскивать тех, кто знал его мать – таинственную дочь народа эльфов с необычным именем Соула. И пусть ему придется даже обратиться к драконам за помощью; он сделает даже это, не смотря ни на что: ни на грозный нрав и злую славу, ни на трудности и невзгоды, ничто на свете не остановит его перед поставленной перед собой целью. «И пусть предупредят боги его отца, что он рыщет по свету, и что тот, кто заставил страдать его мать, все последние дни ее жизни, получит по заслугам…»
-Ничего себе!
Арон от неожиданности подскочил на кровати, в пылу своих мыслей он не заметил, как в комнату вернулся брат.
-Дай посмотреть! – возбужденно воскликнул Колим, и, не ожидая ответа, выхватил из рук эльфа серебряный амулет. - Необычная вещь, впервые вижу подобные рисунки на металле, да и камни великолепной огранки. – Он провел по аметистам двумя пальцами, и полюбопытствовал:
-Откуда он у тебя?
-Это мамин…
-Вот, так всегда, любимчикам все самое лучшее, – насупился Колим и обиженно нахмурил брови.
-Это амулет моей матери. Мне его отдали только что родители, – встал на защиту Давилы Арон, и протянул руку, чтоб забрать свой амулет: мать предупредила, что предмет обладает таинственной силой, и пока он сам не разобрался какой, ему не хотелось, чтобы кто-то ненароком мог от него пострадать.
После слов эльфа выражение лица волкона изменилось: он, как всегда оскалился, маленькие морщинки залегли в уголках глаз, а брови вернулись на прежнее место.
-Интересная штучка, мне кажется, что она наделена магией, я даже чувствую ее.
-Ты как всегда прав, только вот, я не знаю, как она действует.
-Да, я тоже не заметил ничего, чтобы могло тебе в этом помочь. И думаю, что в этом случае тебе никто не сможет дать совет, – предположил Колим, и устремил свой взгляд на таинственный амулет. Он изучал историю и политику в школе Дублира, и после смерти своего отца надеялся с гордость занять его место.
Картен был вождем народа волконов и был почитаемым и самым уважаемым среди своих сородичей. И хоть вождей выбирал народ, Колим надеялся, что будет достоин их выбора лет через сорок.
Волконы жили около двух с половиной веков, раза в два меньше чем эльфы, но дольше чем люди. Люди-волки, превосходили и тех и других в силе и росте. И Колим знал, что преданнее и вернее народа нет на земле. Некоторые были алчны, другие бессердечны, третьи хитры и мстительны, но и они были не идеальны, и у них имелся небольшой изъян. Волконы были довольно добры и доверчивы…
-Ты ошибаешься, Колим, я знаю того, кто мне поможет и даст ответы, которые не могут дать мои родители.
-Надеюсь, что это так и тогда ты перестанешь корить себя за ее смерть?!
Они оба знали, о ком говорил волкон. Арон ничего не ответил брату, и тогда Колим поспешил задуть свечу, стоящую на прикроватном столике: небольшая комната тут же погрузилась в кромешный мрак.