«Хочешь быть понятым – стремись быть понятым, ибо от косноязычия уже дышать в этом мире нечем».
М. Сопин.
Кто такой писатель? Кого можно назвать писателем? В чём суть писательского дела?..
Эти и подобные вопросы нет-нет да и задам сам себе. Почему? Ну, потому, что я пишу. Уже давно и, видимо, уже не могу не писать. К тому же и «официально» я писатель – член Союза.
То есть в моём случае вопросы могут звучать и так: кто я? чем я занимаюсь? для чего?..
Писатель, прежде всего – человек пишущий. Но не каждый же пишущий – писатель. (Как не всякий, например, поющий – певец).
Писатель тот, кто не просто что-то пишет, а пишет для того, чтобы кто-то прочёл. Пишет с заданием самому себе. Пишет с целью поделиться знанием, мыслью, интересным происшествием (настоящим или придуманным), взглядом на мир, настроением…
Говоря о писателе, я говорю и о прозаике, и о поэте. Я убеждён, что суть их работы одинакова, формы различны. Более того – я убеждён, что это мы по слабости человеческой делим единое слово на стихи и прозу… Вспоминаю – было нам лет по двадцать с чем-то, были мы молодые, мечтающие, «творческие»… «В раю люди говорят только стихами!» - говорил кто-то (не я ли!?), и все соглашались… Прошло время – смешно стало и вспоминать те наивные разговоры… Прошло ещё время, и я думаю – а как же иначе т а м говорят, ведь стихи, поэзия – это лучшие слова, расставленные в самом лучшем порядке…
Зачастую, поэты утверждают, что они пишут не для кого-то, а от чего-то. От того, что им «диктуется свыше», оттого что, «это само приходит и невозможно не написать» и т. д. и т. п. Но и у прозаиков всё это тоже бывает. Просто, обычно, работа прозаика более упорядочена, более, как бы, «приземлена». Но и прозаику ведомо вдохновение! Я знаю это точно.
Есенин пишет: «Быть поэтом, это значит то же, если правды жизни не нарушить, рубцевать себя по нежной коже, кровью чувств ласкать чужие души…» Уверяю вас, быть прозаиком – это же самое: «не нарушить», «рубцевать», «ласкать»…
А когда Хемингуэй пишет: «Нет на свете дела труднее, чем писать простую, честную прозу о человеке», - он пишет и о поэте. Да-да! Я убеждён в этом.
Чтобы понять, как и почему человек начинает писать (именно уже осознанно как писатель писать), я вспоминаю себя… Никакими вопросами (писатель ли я? для чего я пишу? и т. д.) я тогда не задавался – мне просто было интересно записать придуманную сказку, чтобы потом показать родителям (мне было семь лет). Ещё любил перед сном, лёжа в постели вспоминать увиденный вечером фильм или книжку, прочитанную, представлять себя одним из героев, придумывать продолжения… А по пути в школу и из школы рассказывал приятелям придуманные мною истории. И никаких рефлексий – просто развлекал одноклассников и был этим доволен.
Но сочинять и рассказывать истории – это ещё не быть писателем. Слышал или читал где-то, что Василий Белов говорил: «У нас в деревне были и получше меня писатели. Только они об этом не знали, потому что они мужики». То есть, они хорошими рассказчиками были (сказок, бухтин, бывальщин), но не записывали их.
Слово не облечённое в буквы, в письменную речь – ещё не слово писателя. (Хотя из устных-то рассказов уже один шаг к литературе…)
Или мои первые стихи, тоже – просто записывал, потому что они «приходили ко мне»… Был ли я тогда писателем? Нет, конечно! А когда я им стал?.. С первой публикацией? Но ведь чтение стихов друзьям (а я читал) – это тоже публикация. Тогда, когда стал критически смотреть на свои тексты и править их? Когда мысли о себе, о мире стало необходимо-обязательно оформить в письменном слове?.. Я не нахожу точного ответа. Но в какой-то момент я понял, что я не дворник, не сторож, не спортсмен, не тренер (хотя я был и первым, и вторым, и третьим). Я, прежде всего, писатель (писателем невозможно быть «во-вторых», только во-первых)…
Наверное, писатель начинается с «борьбы со словом», когда вроде бы ты уже всё придумал, даже уже рассказывал (и с успехом) слушателям, а начинаешь переносить на бумагу – и слово не даётся. Всё так ясно и понятно и ярко было в уме и на языке. А на бумаге какие-то вялые , блеклые фразы… Не то, не то… В устной речи тебе помогают мимика, жестикуляция, голос… На письме ты должен и мысль, и чувство, и запах, и цвет, и настроение – всё-всё передать словом. И так, чтобы читатель понял твою мысль, проникся твоим настроением, чтобы вместе с тобой ощутил стопой шершавую теплоту нагретого солнцем песка; или ожог лица хлёстким, с крупинами снега, ветром…
Об этой работе над словом Рубцов написал (вот же опять – лучшие слова в лучшем порядке):
Брал человек
Холодный мертвый камень,
По искре высекал
Из камня пламень.
Твоя судьба
Не менее сурова —
Вот так же высекать
Огонь из слова!
Но труд ума,
Бессонницей больного,—
Всего лишь дань
За радость неземную:
В своей руке
Сверкающее слово
Вдруг ощутить,
Как молнию ручную!
А если я писатель, то какой я писатель? Какие цели и задачи ставлю перед собой, как писатель? (А цель в писании всегда есть – не верьте тем, кто скажет, что её нет). Для чего мне дана (по Рубцову) – «ручная молния»?
«Чувства добрые лирой пробуждать»… Я не знаю, может, есть писатели и с другими целями, моя цель совпадает с Пушкинской…
Уже упоминал Хемингуэя, ещё его вспомню, он много и хорошо о работе писателя написал: «Задача писателя неизменна, она всегда в том, чтобы писать правдиво и, поняв в чём правда, выразить её так, чтобы она вошла в сознание читателя, как часть его собственного опыта». Или ещё: «Правда нужна на таком высоком уровне, чтобы выдумка, почерпнутая из жизненного опыта, была правдивее самих фактов». Ещё: «Самое главное – жить и делать своё дело, и смотреть, и слушать, и учиться, и понимать. И писать, когда у тебя есть о чём писать». И так далее… Почитайте Хемингуэя.
Прочтите и эссе Юрия Казакова «О мужестве писателя», прочтите его полностью (несколько страничек), а здесь лишь последний абзац: «У тебя нет власти перестроить мир, как ты хочешь. Но у тебя есть твоя правда и твоё слово. И ты должен быть трижды мужествен, чтобы, несмотря на свои несчастья, неудачи и срывы, всё-таки нести людям радость и говорить без конца, что жизнь должна быть лучше».
Но и не забыть Сопина (я ведь не случайно с него начал, с того, что хочешь быть понятым – стремись быть понятым). Так вот Михаил Сопин: «Надо писать так, будто держишь в руке гранату с выдернутой чекой».
А Пришвин, как здорово сказал: «Иногда, записывая что-нибудь себе в тетрадку, как будто опомнишься – кажется, я не просто пишу, а что-то делаю, и даже определённо чувствую, что именно делаю: я сверлю.
Друг мой! Не бойся ночной сверлящей мысли, не дающей тебе спать. Не спи! И пусть эта мысль сверлит твою душу до конца. Терпи! Есть конец этому сверлению.
Ты скоро почувствуешь, что из твоей души есть выход в душу другого человека, и то, что делается с твоей душой в эту ночь – это делается ход из тебя к другому, чтобы вы были вместе».
И надо, как Пришвин: не спать, работать, сверлить!
А ещё надо помнить «завещание Александра Яшина»… Но я не буду его здесь приводить – найдите и прочитайте, обязательно, те, кто хочет быть писателем.
Я другие слова приведу и на этом, пожалуй, закончу: «Заниматься искусством можно, как всяким делом, как столярничать или коров пасти… Есть звуки и светы. Художник это человек, могущий воспринимать эти, другими невидимые и неслышимые звуки и светы. Он берёт и кладёт их на холст, на бумагу. Получаются краски, ноты, слова. Звуки и светы как бы убиваются. От света остаётся цвет.
Книга, картина – это гробницы света и звука. Приходит читатель или зритель и, если он сумеет творчески взглянуть, прочесть, то происходит "воскрешение смысла". И тогда круг искусства завершается. Перед душой зрителя и читателя вспыхивает свет, его слуху делается доступен звук. Поэтому художнику или поэту нечем особенно гордиться. Он делает только свою часть работы. Напрасно он мнит себя творцом своих произведений – один есть Творец, а люди только и делают, что убивают слова и образы Творца, а затем, от Него полученною силой духа оживляют их». Это сказал святой Нектарий Оптинский.
Так что – не буду гордиться, а буду стараться честно делать свою часть работы и верить в силу духа, раз уж случилось так, что я человек пишущий.