Проклятое зернышко гречки никак не хотело отмываться от ложки. За спиной бормотал телевизор, показывали вечернюю сводку новостей, стучали приборы — ужинал пришедший с работы муж. Наконец-то крупинка поддалась, Екатерина сполоснула вилку водой и поставила в сушилку к другим. Сполоснула раковину, закрыла воду, вытерла руки полотенцем и, повернувшись к кухне, уставилась на чуть лысеющий затылок супруга долгим, направленным куда-то вглубь самой себя, взглядом. И вдруг поняла, совершенно для себя неожиданно, так, что даже перехватило на секунду дыхание: «не люблю». Словно прожитые двадцать с гаком лет, дети, переезды, взлёты и падения были подвешены у неё внутри и вдруг… оборвались. Женщина было попятилась, но наткнулась на раковину, завела руки за спину, вцепившись в столешницу. Понимание оглушило и испугало её. Она вдруг коротко хохотнула, качнув головой, чем привлекла внимание мужа.
— М-м? Что такое, Катюш? — он повернулся к ней, даже глянул, но быстро вернул своё внимание к вечерним новостям.
— Ничего, Игорёш, — машинально улыбнулась она мужу и шагнула к столу, где её ждал уже чуть подстывший чай, села на стул и кивнула на опустевшую тарелку мужа. — Вкусно?
— Очень, — он, наконец-то, посмотрел на неё, а женщина испугалась, вдруг он увидит что-то в её глазах. И поэтому поспешила отвезти взгляд. Мужчина нахмурился. — Ты чего это?
— Ничего, — Екатерина поднесла чашку с чаем к губам, — устала просто, давление скачет.
— Ой, давление, не выдумывай. Какое давление, молодая ещё, — с хитринкой в голове проговорил Игорь, поднимаясь и убирая тарелку в раковину. — Помыть?
— Оставь, я сама. Вытащи лучше вещи из машинки, там достирало уже вроде, я слышала…
— Хорошо, — кивнул муж, подошёл к Екатерине, целуя в висок, — спасибо за ужин.
Она улыбнулась, а потом спряталась в чашке с чаем, не чувствуя вкуса напитка. Мужчина вышел из кухни, и стало как-то легче дышать. Екатерина выдохнула, расслабляясь и словно растекаясь по стулу. Мысли лихорадочно носились в голове. Она не могла понять, что произошло, пыталась вернуть то чувство откровения, которое сошло на неё несколько минут назад. Но ничего не происходило. Внутри она чувствовала только… что? Женщина прикрыла глаза, пытаясь заглянуть вглубь себя. «Что я чувствую, что я чувствую, что я чувствую?..», — мысленно шептала она, обращаясь к самой себе. Усталость — потому что разбирала днём антресоль — не удивительно. Тревогу за детей, которая появляется у каждой матери, когда на улице уже темнеет, а их ещё нет дома. Уже довольно привычное, фоновое беспокойство из-за обстановки в стране и мире.
— Катя? — Раздалось откуда-то издалека. — Всё хорошо?
— А? — женщина распахнула глаза и увидела прямо перед собой обеспокоенное лицо мужа. — Да, всё хорошо. Я просто думаю.
— С закрытыми глазами? О чём?
— О гостях, — не задумываясь, проговорила Екатерина, — на сколько человек стол накрывать.
— А что о них думать? Нас двое, родителей трое, сестры с мужьями и пять детей — стандартный набор на любой праздник.
— Юлина Оксана и наша Вера хотят привести парней, — проговорила женщина, поднимаясь и относя недопитый чай к раковине. — Там вроде серьёзно всё, хотят представить.
— Каких таких парней? — нахмурился Игорь. — Верка что ли с этим её Жорой хочет прийти?
— С Женей, — поправила Екатерина, забирая со стола грязную посуду и остатки ужина. — С Жорой они расстались прошлой зимой.
— Женя, Жора, какая разница, — мужчина пытался скрыть недовольство, убирая остатки хлеба в хлебницу. — А у Юлькиной что, тоже жених?
— Да, уже полгода встречаются. В один институт поступили.
— Полгода, вот это срок, ничего себе, — съязвил Игорь, доставая из холодильника бутылку кефира. — Когда на свадьбу?
— Нормальный срок, — намыливая тарелку, парировала женщина, — сейчас всё, что дольше трёх месяцев — длительные отношения. А тут у одной полгода, у другой почти год. Вполне можно и с семьёй знакомить.
— Не хочу казаться старым ворчуном…
— Уже кажешься, — перебила Екатерина. — Вспомни себя. Ты предложение мне когда сделал?
— Сразу, как узнал, что ты Верку ждёшь, у нас другая ситуация была. Или?..
— Никаких «или», не начинай. У нас дочь, в отличие от меня, о контрацепции узнала до того, как начала вести половую жизнь.
— ЧТО НАЧАЛА ВЕСТИ?! — мужчина поперхнулся кефиром.
— Ой, всё, не начинай. Ей двадцать два. Она учится в институте. У неё молодость и у неё хватит мозгов, чтобы не допустить последствий.
— У тебя в её возрасте уже был ребёнок и муж, — пересел на другую любимую лошадку Игорь. — А ей лишь бы гульки.
— Если б у меня не было ребёнка и мужа, я бы тоже, может быть, гуляла, пока время было. — неожиданно для самой себя, выпалила Екатерина. Но осеклась, резко выключила воду, нервно вытерла руки и ушла из кухни, чувствуя, как к щекам приливает жар.
Она зашла в гостиную, задёрнула шторы, оборвала пару подсохших листочков у цветов, осмотрела стеллаж на предмет пыли. Ей не хотелось идти в спальню. Или в кухню. Или как-то ещё пересекаться с мужем. Ей было стыдно за сказанное. Но ещё было легко. Эти слова вырвались из неё, и она осознала, что долгие годы действительно хотела это сказать. Что жалеет. Нет, она безмерно любит свою дочь и ни в чём ей не винит, но безмерно сожалеет, что не успела сделать всё, что хотела сделать в молодости, до того, как погружаться в пелёнки-распашонки. И только что, озвучив это вслух, признавшись в этом сама себе в первую очередь, она вдруг это поняла и приняла.
Женщина прислушалась: в кухне шумела вода — это Игорь домывал остатки посуды. От этого ей стало ещё более стыдно, но она остановила свой порыв пойти на кухню, выключила в гостиной свет и ушла в спальню.
И уже там, быстро переодевшись, она нырнула под одеяло и зажмурилась, командуя себе немедленно заснуть. Ей стало смешно: вроде взрослая тётя, а боится серьёзных разговоров, как в детстве. Прячется под одеялом, притворяется спящей. Но ей действительно и до одури не хотелось никаких серьёзных разговоров. Хватит на сегодня.
На кухне стихла вода, щелкнул выключатель; Екатерина прислушивалась к шагам мужа. Но он не пришёл в спальню. Она услышала, как забормотал в гостиной телевизор, как скрипнуло под тяжестью мужа кресло. Обида сжала нутро в кулак. Обида не за себя, а за Игоря: она обидела его, и ей было его жаль. Но идти сейчас и разговаривать? А нужно ли ему это? Женщина вдруг поняла, что ищет оправдание своему невмешательству, потому что на самом деле не хочет ничего выяснять. Её ещё колола совесть, но, видимо, усталость всё же начала сказываться, да и тёплое одеяло обволакивало и не позволяло лишний раз шевелиться. Веки тяжелели, мысли путались, и она не заметила, как уснула.