Остров Спангенберга. Что связывает известного зоолога с Дарвинским заповедником

216 прочитали

Когда поздней осенью падает уровень Рыбинского водохранилища, обнажается множество затопленных его водами кос и отмелей. Многие из них были когда-то островами, но волны и ветер сделали свое дело. Островки размыло и лишь со снижением уровня выходят они из-под спуда вод в виде низких песчаных мелей. Одна из таких отмелей, обычно скрытая под водой, находится за границей Дарвинского заповедника, с северной части Артюшинского полуострова, в мелководном Лошинском заливе. Бо́льшая часть этого залива относится к охранной зоне заповедника. В отличие от заповедной территории, в охранной зоне разрешена охота и рыбалка.

На врезке чёрно-белый аэрофотоснимок 50-х годов. В жёлтом круге остров Спангенберга. На современной карте на том же месте в жёлтом круге сплошная вода.
На врезке чёрно-белый аэрофотоснимок 50-х годов. В жёлтом круге остров Спангенберга. На современной карте на том же месте в жёлтом круге сплошная вода.

В один из осенних дней 1989 года мы с Вячеславом Васильевичем Немцевым поехали на утиную охоту в Лошинский залив. Выехали мы очень рано, ещё затемно, а по приезду на место разошлись по тростникам, чтобы не мешать друг другу. Отстояв зорьку на берегу Артюшинского полуострова и добыв по паре крякашей, мы встретились у лодки. Разобрав ружье и положив его на нос лодки, Вячеслав Васильевич, показал мне на видневшуюся неподалеку отмель и сказал: «Вы знаете, ведь когда-то здесь был приличный островок. Но волны его смыли. У острова было название. Это был остров Спангенберга. Мы все тогда были молоды. При затоплении водохранилища образовалось много островов, они были безымянными и мы сами давали им имена. Вот этот остров был назван в честь Евгения Павловича, а мой любимый остров, где я обычно охотился на уток с чучелами, я называл остров Уединения, поскольку любил охотиться там один. Его тоже смыло, осталось просто мелкое место. Евгений Павлович был замечательным зоологом, у него была прекрасная личная коллекция птичьих яиц, которую он собирал всю жизнь, а потом передал её Зоомузею».

Я прекрасно знал, кто такой Евгений Павлович Спангенберг, его книгами я зачитывался ещё в школе. Знал я и о том, что Евгений Павлович несколько полевых сезонов провел в Дарвинском заповеднике, работая совместно с первым зоологом заповедника, Иваном Михайловичем Олигером, которого также знает любой зоолог, поскольку все мы на зоологических практиках пользовались определителем позвоночных животных Олигера. Оба эти зоолога, как впрочем и сам Вячеслав Васильевич, были для меня личностями легендарными, поэтому я не упускал возможности расспросить Немцева и внимательно слушал его рассказы. Вот и в этот раз мне удалось склонить Вячеслава Васильевича к воспоминаниям, и он поведал мне интересную историю, связанную с коллекцией птичьих яиц Спангенберга и его пребыванием в заповеднике. Для удобства изложения, дальнейший рассказ я буду вести от первого лица, так как рассказал мне эту историю В.В. Немцев.

«В глубине Мшичинского залива, в урочище Липовик, у нас стояла высокая триангуляционная вышка. Такие вышки ставили по всей стране геодезисты. Под каждой вышкой был закопан репер, большой бетонный блок, имеющий точные географические координаты. Сама вышка изготавливалась из толстых бревен, соединенных металлическими скобами. Каждая такая вышка устанавливалась в углу равностороннего треугольника так, чтобы с неё было видно две другие вышки, поэтому они всегда были выше окружающего леса, возвышаясь над деревьями. Наверху была небольшая площадка, к которой вела узкая деревянная лестница. Так вот, на нашей Мшичинской вышке загнездился беркут. Евгений Павлович очень хотел посмотреть на это гнездо и мы с ним отправились на Мшичино. Орлы, заметив нас издалека, покинули гнездо, так, что мы их даже не видели. Гнездо находилось на верхней площадке и снизу было видно плохо. Чтобы удостовериться, в том, что оно занято, я по лестнице, приделанной к крайнему бревну вышки, поднялся наверх. В гнезде было всего одно яйцо и я, высоко подняв руку, показал его Евгению Павловичу. Он изо всех сил стал меня уговаривать отдать это яйцо в его коллекцию, так как у него не было яйца равнинного беркута из лесной зоны европейской части страны. Если бы яйца было два, я бы может и согласился пожертвовать одним из них для науки. Но яйцо в гнезде было только одно, и я вынужден был Евгению Павловичу отказать. Ведь иначе, сказал, я ему, мы потеряем единственное гнездо беркута в заповеднике. Положив яйцо в гнездо, я спустился вниз к обиженному на меня Спангенбергу и мы отправились домой. Но как только мы отошли от гнезда, в него тут же спикировала ворона и прямо на наших глазах расклевала это единственное яйцо! Как же огорчился Евгений Павлович! И почти всю дорогу до Борка пенял мне на то, что пожалев птиц, мы все равно потеряли и жилое гнездо беркута и яйцо, которое могло бы послужить науке, а в результате только ворону накормили. А я навсегда сделал для себя вывод о том, что совершенно недопустимо подходить к гнездам крупных пернатых хищников во время насиживания яиц. Мы оба были крайне огорчены произошедшим и остаток пути до дома прошли в угрюмом молчании».

Евгений Павлович был известным и очень авторитетным зоологом. Вся его жизнь была посвящена изучению птиц в разных уголках нашей страны. С ружьем, биноклем и записной книжкой он обошел и объехал почти весь Советский Союз: Дальний Восток, Закавказье, тундры Кольского полуострова, Канина и нижней Колымы, пустыни Средней Азии и Казахстана, высокогорья Тянь-Шаня и равнины европейской части. Тысячи километров маршрутов, месяцы и недели полевой жизни. И отовсюду он привозил огромный, а порой просто бесценный научный материал.

Евгений Павлович Спангенберг не был штатным сотрудником заповедника, он изучал здесь птиц в летний сезон 1947 года, находясь в научной командировке, как сотрудник Зоомузея МГУ, по приглашению администрации заповедника. Вот как он сам пишет об этом в «Записках натуралиста»: «В летние месяцы 1947 года я проводил исследовательскую работу на Рыбинском водохранилище в Дарвинском государственном заповеднике. Уехал туда в конце мая и, поселившись со всей семьей в отдельном деревенском домике, прожил, кажется, до конца августа». В первом выпуске научных трудов Дарвинского заповедника, вышедшем в Москве в 1949 году, опубликована совместная статья Е.П. Спангенберга и И.М. Олигера «Орнитологические исследования в Дарвинском заповеднике в 1946 и 1947 годах». Однако и в дальнейшем он не раз приезжал в заповедник. В конце жизни, когда здоровье уже не позволяло ему ездить в дальние экспедиции, Е.П. Спангенберг в течение трёх лет, с 1963 по 1965 гг., продолжал изучение птиц Дарвинского заповедника и Рыбинского водохранилища. О результатах этих исследований была опубликована его уже посмертная статья в 10 выпуске сборника «Орнитология» в 1972 году. В.Е. Спангенберг внес весомый вклад в отечественную орнитологию. Помимо многих статей в журналах он был одним из авторов коллективной монографии «Птицы Советского Союза», удостоенной государственной премии.

Но особую известность, как писателю и популяризатору науки Е.П. Спангенбергу принесли его «Записки натуралиста» - живые и талантливые рассказы о путешествиях и экспедициях, об охоте и о жизни в природе в разных районах огромной страны. Эта книга выдержала пятнадцать изданий и остается интересной и актуальной до сих пор. На ней выросли поколения отечественных зоологов, охотоведов и любителей природы. Дарвинскому заповеднику, его природе и людям посвящены в этой книге несколько рассказов. В них неоднократно упоминается Вячеслав Васильевич Немцев, которого Е.П. Спангенберг в «Записках натуралиста» называет настоящим знатоком природы: «Однажды в прохладный майский день мы с приятелем Вячеславом Васильевичем решили проникнуть на гриву Морозиху. Люблю я с этим знатоком природы не спеша побродить по молчаливому заповедному лесу». Далее в очерке «Привычные звуки» Евгений Павлович рассказывает о В.В. Немцеве, об их совместных походах по заповеднику и о ручном филине, который жил у Вячеслава Васильевича. Вот только есть у меня маленькая ремарка к этому тексту. Не хочу выглядеть занудой, но считаю, что даже маленькая ошибка не должна быть прикрыта таким авторитетом, как Е.П. Спангенберг. Грива, о которой он пишет, называется Крюкова, а Морозиха – небольшая группа островов по соседству с ней. Эта ошибка допущена на некоторых топографических картах, с которых, надо полагать и перекочевала она в текст «Записок натуралиста».

Вася Ризен (справа) после удачной охоты. Борок, конец 40-х годов ХХ века. Фото из статьи Т.К. Джусупова в Русском орнитологическом журнале, 2018, том 27.
Вася Ризен (справа) после удачной охоты. Борок, конец 40-х годов ХХ века. Фото из статьи Т.К. Джусупова в Русском орнитологическом журнале, 2018, том 27.

Особое место в книге занимают рассказы, героем которых был мальчик Вася из Борка – центральной усадьбы Дарвинского заповедника, где работала его мама, Елена Генриховна Ризен. Впоследствии мальчик Вася вырос, получил образование и работал охотоведом и директором Уломского охотничьего хозяйства по соседству с заповедником. Я знал и Елену Генриховну, которая на пенсии жила в Весьегонске и Василия Андреевича Ризена, всю жизнь гордившегося своей дружбой со Е.П. Спангенбергом. В рассказе Е.П. Спангенберга «Средства защиты» описана поездка автора и мальчика Васи на колонию речных крачек, расположенную на островке в трех километрах от Борка. Этот островок существует и сейчас и называется он остров Птичий, в память о бывших здесь когда-то птичьих колониях. В то время это был безлесный луговой островок, длиной около трехсот и шириной менее 100 метров. Сейчас он немного уменьшился в размерах, порос молодым сосновым лесом и ивовыми кустами, поэтому чайковые птицы и кулики здесь уже давно не гнездятся.

Василий Андреевич Ризен в 1963-1965 гг. организовал и обеспечил транспортом последние экспедиции Е.П. Спангенберга на Рыбинское водохранилище. Он провез своего старшего товарища вокруг всего заповедного полуострова на моторной лодке и всемерно помогал Евгению Павловичу в его наблюдениях и исследованиях.

Евгений Павлович Спангенберг был одним из последних представителей старой школы орнитологов, создавших своими исследованиями крепкий фундамент этой науки. Орнитологи старой школы не мыслили себя без охоты и добычи коллекционных экземпляров. Охота для Е.П. Спангенберга была неотъемлемой частью его научной работы. В наше время сборы орнитологических коллекций отошли в науке на второй план. Их потеснили современные методы исследований. Применение современной фото- и видеотехники, длиннофокусной оптики, фотоловушек, телеметрии, использование спутникового мечения, GPS-GSM-трекеров, не говоря уже о мечении цветными кольцами, позволило перейти к сугубо прижизненным методам изучения птиц. Но и сейчас, фундаментальные, в первую очередь связанные с систематикой и эволюцией птиц исследования не могут обойтись без изъятия некоторого количества особей из природы. Для Евгения Павловича охота никогда не была способом добычи пропитания или необоснованного убийства живого существа. Охота для него была великим таинством слияния с природой, возможностью включиться в её сложные цепи и взаимодействия. Настоящая охота требует от человека глубоких знаний и хороших навыков жизни в природе. Это и умение выследить зверя, разобравшись в путанице следов и, не обнаруживая себя, подобраться к осторожной птице. Но это также и умение жить в природе, нередко без всякой крыши над головой, при этом жить, а не выживать и получать от такой жизни настоящее удовольствие. Не могу удержаться и не процитировать Е.П. Спангенберга, который писал: «Пусть же молодые охотники используют мой опыт и попробуют пожить среди природы не как в чужой среде, где «ночной порой и дикий зверь, и лютый человек, и леший бродит», а как в родной, привычной обстановке, как дома».

На это способен лишь человек не только глубоко любящий природу, но и хорошо её знающий.

В отличие от многих современных владельцев оружия «городского разлива» считающих себя охотниками и даже называющих себя на американский манер «хантерами», по крайней мере разгуливающими с такими никами по просторам Интернета, Е.П. Спангенберг был охотником настоящим. Он никогда не участвовал в загонных охотах и всячески избегал разного рода охот коллективных, на которых мог столкнуться с этой категорией людей, владеющих охотничьим оружием (пишу так, потому что не хочу употреблять слово охотник). Ведь эти «хантеры» на самом-то деле ничего не смыслят в охоте и природе, их охотничьи навыки ограничиваются стрельбой уток на осенних перелетах, вальдшнепов на тяге, да пальбой по тарелочкам на стенде. Высшей доблестью эта категория считает участие в коллективных охотах на копытных, когда их ставят на номер и показывают, откуда пойдет зверь. А попав в настоящую дикую природу, они начинают лупить всё живое. Не забуду, как в лихие 90-е принимали московских гостей. Они жили в гостинице заповедника, а на охоту их вывозили в охранную зону. Так вот, после одного из посещений этой компании, называвшей себя «клубом богатых охотников», в помойке за гостиницей было обнаружено более десятка отстрелянных чомг. Да, чомга, или большая поганка, птица несъедобная, но это не повод, чтобы бить её десятками. Красивые, в ярком весеннем наряде птицы были убиты, видимо просто ради развлечения, и так же просто выброшены на помойку. В то время у нас гостил В.М. Песков, которого я водил на глухариный ток. Я не выдержал и с возмущением рассказал ему об этих «охотниках». Василий Михайлович сказал мне – ты только не связывайся и не устраивай скандал, потерпи, они же не вечны. Понимаешь, к ним надо относиться, как к другому виду, ну вот как к каким-нибудь неандертальцам. Это другие люди, у них другая культура, отличающаяся её отсутствием, другие ценности. Мы их никогда не поймем, а им не дано понять нас. С нашей точки зрения они, конечно же, не вполне люди, вот так к ним и надо относиться. Поэтому я так на них с тех пор и смотрю, как завещал Василий Михайлович. Примерно так же относился к этой категории и Евгений Павлович Спангенберг. Если ему доводилось попасть в подобную компанию, он просто спрашивал: «Вы куда идете, направо? Ну тогда я налево». И уходил один. Не по пути ему было с компаниями полупьяных «хантеров», мнящих себя охотниками.

Я не был лично знаком с Евгением Павловичем Спангенбергом в силу большой разницы в возрасте. Но его книги, его любовь к природе, и даже его стремление к одиночеству в природе и умение быть наедине с ней, мне очень близки. Перечитав недавно «Записки натуралиста», я получил такое же удовольствие от этой литературы, как в юности, когда первый раз взял эту книгу в руки. Очень советую прочитать её всем, кто любит природу и хочет что-то о ней узнать. Её отличает прекрасный русский язык, великолепное знание материала и легкий, ненавязчивый юмор.

В феврале 2021 года Е.П. Спангенбергу исполняется 123 года со дня рождения. Дата, конечно же, не круглая, но весьма почтенная. Думаю, что дни рождения таких людей, как Евгений Павлович, можно отмечать ежегодно. Поэтому прошу считать эту публикацию просто данью памяти известного учёного, натуралиста и писателя, оставившего значительный след в истории Дарвинского заповедника.

В публикации использованы материалы из статьи Т.К. Джусупова Евгений Павлович Спангенберг (материалы к биографии) в Русском орнитологическом журнале, 2018, том 27.

Читали ли Вы книги Евгения Павловича Спангенберга?

Если Вам понравилась эта публикация, ставьте лайки и подписывайтесь на наш канал.

Мы рассказываем о том, что хорошо знаем, видели своими глазами и испытали на собственной шкуре.