НАЧАЛО........................ Часть 17; Часть 18; Часть 19; Часть 20
Часть 21
Марк вел автомобиль по узкой дороге, змейкой вьющейся между высокими деревьями. Тяжелые от густой листвы ветви нависали над дорогой, заслоняя от ярко сияющего солнца. Не прошло и пяти минут, как они подкатили к подъездной дороге, обсаженной кленами.
Въезд на прямую, как стрела, аллею охраняли две вытянувшихся в струну туи. Марк повернул к небольшому домику под синей черепичной крышей. Гравий зашуршал под шинами. Алина, не мигая, смотрела через ветровое стекло.
Одноэтажный с высокой мансардой дом, выкрашенный в голубой цвет, как будто сошел с иллюстрации к детской сказке. Около дома по-хозяйски раскинул ветки огромный куст сирени. Розовые благоуханные соцветья накипью свисали с куста.
— Боже, — прошептала Алина, зачарованная этим зрелищем. — Какое волшебное место. Здесь прошло твое детство?
— Именно здесь, вон там моя комната. — Марк указал куда-то вверх, где частоколом белели перильца небольшого балкончика. — Окна выходят на закат.
— Ты счастливый, — улыбнулась Алина. — Наверное, здорово наблюдать, как солнце скатывается за горизонт. Красиво до бесконечности.
— Тут неплохо, если не идет дождь. — Марк открыл дверцу машины. — Выходим? — спросил он, но почему-то сам не торопился подняться с водительского сиденья.
Он как будто чувствовал, что внутри у него происходят стремительные изменения, но не был готов к ним. Со вчерашнего вечера, казалось, прошла целая эпоха. Его словно околдовали. Или, наоборот, сняли заклятие?
Алина открыла дверцу и ступила на посыпанную гравием дорожку. Два шага — и она около куста сирени, вдыхает горьковато-пьянящий запах. Марк приблизился к ней.
— Эту сирень мы с Мишкой посадили. Каждое лето на недельку-другую после сессии мы с ним заглядывали сюда.
Не успел он продолжить, как на них вихрем налетело нечто пестрое.
— Марк, наконец! — закричал Мишка (а это был он, в светло-желтых джинсах и яркой гавайской рубашке). — Мы приехали с час назад. Давай, хозяин, накрывай на стол, я уже все для барбекю приготовил.
Мишка сделал Марку сюрприз — привез с собой супружескую пару, их знакомых по студенческим годам. Алина быстро перезнакомилась со всеми и чувствовала себя в их компании вполне комфортно.
После барбекю Марк предложил гостям показать окрестности.
— Марк, дружище, я вижу, что тебе хочется побыть с Алиной наедине, так? — подмигнул ему Мишка. — Не беспокойся, все тропинки-дорожки я знаю, все покажу. Вы с Алиной понежьтесь.
— Ты, как всегда, прав, Мишка. Мы с удовольствием останемся дома, — ответил Марк и положил руку на плечо Алины.
— Нет-нет. Мне очень хочется прогуляться. — Алина выскользнула из-под его руки. — Говорят, неподалеку есть чудесная речка. Очень хочется посмотреть. — Она искоса взглянула на Марка и, казалось, увидела все разом — чуть ввалившиеся щеки, темные круги под глазами, еле заметные полоски морщин около рта. Она почувствовала, как он устал. — А ты, Марк, оставайся, — мягко сказала она. — Наверняка у тебя есть в доме дела.
— Пожалуй, я соглашусь с тобой. Надо бы кое-что поискать.
— Ну и кукуй один, домосед, а я пока поухаживаю за твоей…
— Побежали! — Не дав ему договорить, Алина схватила Мишку за руку, и вскоре вся компания скрылась за оградой.
Марк вошел в дом, по деревянной лестнице поднялся наверх, где когда-то была его комната.
На мансарде было пронзительно тихо, пахло сиренью. Он поставил дорожную сумку на пол рядом со старым письменным столом, за которым когда-то делал уроки, огляделся. На окнах висели выцветшие льняные шторы — голубовато-серые с белыми полосами, гармонирующие по цвету с шерстяным пледом на кровати. Рядом примостился диванчик с потертой сине-желтой обивкой.
Тут же стояли письменный стол и с прямой спинкой деревянный стул. И стол, и стул родители купили ему, когда он пошел в первый класс. Наклонившись, Марк выдвинул нижний ящик стола. Здесь лежало несколько тетрадей, карандаши, ручки.
Он присел перед столом на корточки. Осторожно потянув на себя, вытянул из ниши весь ящик, пошарил рукой около тумбы и вынул небольшой альбом.
Усевшись на диван, он начал перелистывать страницы. В тишине было слышно лишь сухое потрескивание целлофановой пленки, прикрывающей фотографии. Маргарита в школьной форме, она же в курточке, в брючках и майке, плотно обтягивающей ее по-девичьи небольшую грудь… Вон она, как прилежная девочка, сидит за школьной партой. А тут она во время спортивных соревнований… на школьном концерте… в любительском спектакле. Еще одна страница, еще… Его взгляд остановился на рождественской открытке.
Марк вынул открытку из целлофанового кармашка, развернул. Внутри, как он и ожидал, был спрятан снимок — обнаженная Маргарита во всей красе: одна нога слегка согнута в колене, золотистые волосы рассыпаны по подушке, чуть прищуренные глаза смотрят прямо в объектив камеры. Словно под гипнозом этих лазоревых глаз Марк мысленно погрузился в прошлое.
…Первое появление Маргариты в классе Марк помнил, как будто это было вчера. Еще в школьном автобусе его друг стал рассказывать ему о новенькой, что зовут ее Марго и что ее родителям пришлось уехать из родных мест, потому что ее отец был замешан в каком-то грязном деле, а мать как раз вовремя получила в наследство от тетушки дом. Склонившись к самому уху, однокашник по секрету поведал ему, что сама Маргарита помогала папеньке в его грязных делишках, была наркоманкой, распутницей и крепким орешком.
Но как только эта девочка — крепкий орешек ступила на школьный двор, сплетни прекратились сами собой, и Игорек был первым, кто нес ее портфель, провожая ее до порога классной комнаты. Маргарита уже тогда одним взглядом могла покорить всех, кто попадался на ее пути.
Ее изумрудные глаза, казалось, навсегда приковывали к себе любого. Подпал под их магнетизм и Марк. Как только Маргарита предложила ему проводить ее до дома, он сразу же согласился, и всю дорогу, отстав от нее на полшага, с непонятным для себя волнением смотрел, как играет солнце в золотистых прядях ее волос.
Вскоре они подружились, очень часто вместе гуляли, он помогал ей с уроками. Однажды Марк набрался храбрости и пригласил ее к себе. И пока Маргарита, опустив глаза, раздумывала, принять ли его приглашение, его сердце как будто замерло, готовое совсем остановиться, если она откажется. Но Маргарита согласилась.
По деревянным ступеням они поднялись на мансарду. Маргарита с небрежностью случайной гостьи оглядела все вокруг, ненадолго задержав взгляд на льняных шторах, стеллаже, полном книг, потертой столешнице стола с пятном чернил.
— Своя комната — это хорошо, — сказала она.
— У тебя разве не так?
— Да так, только у тебя отдельный вход. Лишний никто не зайдет.
— Лишними здесь бывают только летучие мыши, — попытался отшутиться он.
Он хотел увидеть хоть мимолетный страх в ее глазах, но они оставались серьезными, хотя ее губы сложились в улыбку.
— Значит, никто, кроме мышей, нам не помешает?
— Мы в доме одни, — серьезно ответил он и с удовольствием отметил, как она немного расслабилась. — Родителей не будет до завтрашнего утра. Они к родственникам уехали.
— Вот и замечательно. — Плюхнувшись на низенький диванчик, она вытянула ноги в туфлях-лодочках, и подол ее короткой плиссированной юбки скользнул вверх, оголяя бедра.
Вдруг вспыхнув, Марк отвернулся к окну.
Надвигался вечер, в комнате уже было совсем темно, и только неяркая лампа настенного светильника несмело рассекала сумрачное пространство. Марк включил проигрыватель, невидимый певец начал рассказывать им о своем разбитом сердце и о тучах, которые плачут вместе с ним. По крыше мансарды застучали капли. Облокотившись о диванную подушку, Маргарита слушала то ли музыку, то ли шум дождя.
— А что ты любишь больше: когда солнце светит или когда идет дождь? — спросила она.
Марк задумался. Ему, конечно, больше нравилась хорошая, ясная погода. Но именно тогда, под стук капель, он ощутил, что неимоверно, до бесконечности счастлив. Он присел рядом с Маргаритой, осторожно обнял ее за талию и сказал:
— Когда ты рядом со мной, мне не важно, дождь, солнце или ураган. Мне всегда с тобой хорошо. — Повернув голову, он пристально посмотрел на Маргариту.
В сумерках ее лицо казалось холодной, застывшей маской. Он догадывался, что таким образом Маргарита тщательно скрывает свои эмоции, и ему хотелось сорвать с нее эту маску нарочитой холодности и отчуждения, чтобы увидеть ее настоящее лицо.
Он приподнял руку и дотронулся до ее щеки. Его палец соприкасался с ее щекой всего лишь мгновение, но Марку показалось, что прошла вечность. Маргарита смотрела на него не мигая, и только губы, дрогнув, слегка приоткрылись, выпуская на волю розовый кончик язычка. Марк заворожено смотрел, как он скользит от правого уголка ее рта по нижней губе к левому и, недолго задержавшись на верхней губе, вновь скрывается в розовой глубине, оставив после себя влажный след.
Отдавшись порыву, пересохшими от волнения губами Марк дотронулся до ее влажных губ, и… как будто открылась дверь в неизведанное дотоле измерение.
Тот первый поцелуй он помнил до сих пор.
— Я тебе правда нравлюсь? — тихо спросила Маргарита, когда он наконец-то оторвался от ее губ.
Он не смог ничего сказать и только склонил голову, будто покоряясь чужой воле. Она улыбнулась и, приподняв его подбородок, заставила Марка заглянуть в ее расширившиеся до предела зрачки.
— И ты хочешь чего-то большего? — спросила она.
Марк кивнул.
— И что? Что ты хочешь?
— Я… я… я не знаю, — освободив лицо от ее рук, заикаясь ответил он.
— Ты хочешь увидеть меня? Всю… — понизив голос, спросила она и, не дожидаясь ответа, начала расстегивать пуговички на школьной блузке. Сначала верхнюю, потом ниже, ниже… — Продолжать? Чего ты молчишь? Скажи. Ты хочешь?
Он сумел пропихнуть тугой ком, ватой разбухший у него в горле, и произнести:
— Да, я хочу… Очень хочу.
На самом деле он не знал что говорить, не знал что делать. Больше всего на свете ему хотелось обнять эту самую для него притягательную девушку.
Но он как будто догадывался, что стоит дотронуться ему до ее тела, почувствовать упругость груди, вдохнуть запах ее кожи, как навсегда, навечно он будет притянут к ней. Марк колебался, как сказочный персонаж перед закрытой дверью, за которой могут быть и несметные сокровища, и пропасть, из которой ему уже не выбраться.
И все же он открыл эту дверь и… упал в пропасть своей любви.
Как только Маргарита скинула с себя блузку, он ринулся к ней и крепко прижал ее к себе, его рот вобрал ее губы, его прохладные пальцы нащупали прохладную грудь. Маргарита не оттолкнула его и только глубоко вздохнула. Грудь у нее оказалась небольшой и уютно уместилась в его ладони, как будто ей там было самое место.
Все, что произошло дальше, Марк уже помнил смутно — настолько был поражен красотой Маргариты. Он целовал и целовал ее губы, шею, грудь, гладил ее кожу, обнимал за тонкую, вибрирующую под его ладонями талию, вдыхал ее запах… запах молодого, разгоряченного его ласками тела. Он не посмел снять с нее трусики, но она сделала это сама. Его руки сами собой скользнули под ее юбку, которую она почему-то не стала снимать. Маргарита пристально смотрела на него, и он не мог отвести взгляда от ее затуманенных от неги глаз. Его пальцы коснулись завитков волос и тут же, будто испугавшись, сбежали, очутившись на ее бедрах. Кожа на внутренней стороне ее бедер была нежной, прохладной и гладкой, как шелк. Наконец смежив веки, Маргарита откинулась на диванные подушки, еле слышный стон вырвался из ее приоткрытого рта.
Он долго не отпускал Маргариту и все гладил, ласкал каждый сантиметр казавшегося ему совершенным ее тела. Дождь за окном уже прекратился, и лучи заходящего солнца, прорвавшись через неплотно задернутые шторы, гуляли по ее коже. Ее изумрудные глаза сияли, ресницы дрожали от одного его дыхания, рот распахивался, как только его губы приближались к ее лицу.
Тогда ему было семнадцать, ей шестнадцать. Жизнь была прекрасна, а Марк — счастлив.
Он был счастлив целых шесть недель, до того вечера, когда она бросила ему под ноги букет маргариток.