Часть IX. 1865-1867 годы. Свой первый по настоящему гениальный роман Достоевский напишет, когда судьба загонит его в полный тупик. Но роман об убийстве старухи-ростовщицы поможет ему избавиться от большей части своих огромных долгов.
Свой первый роман, который без всякого сомнения можно назвать гениальным (и известным во всем мире) Достоевский начал писать в неполные 44 года. То, что он написал до этого (за 22 года, посвященные литературе, минус 8 лет перерыва на каторгу и солдатчину) было очень разным. Очень талантливые и выдержанные в лучшем гоголевском духе "Бедные люди" (1846) и "Униженные и оскорбленные" (1861), принесшие Достоевскому широкую известность. Уникальные "Записки из Мертвого дома" (1861), опыт каторжной жизни, предвосхитившие страшную правду "лагерной прозы" 20 века (эти "Записки из Мертвого дома" почти никто не может читать, включая автора этой статьи). "Записки из подполья" (1864), живописующие самую неприглядную и "подвальную" часть человеческой психики и души, которые тоже почти никто не может читать, но понимают, что надо бы (особенно психологи и психиатры). И уже на другом, не таком высоком все-таки уровне - "Белые ночи" (1848), незаконченная "Неточка Незванова" (1849), "Дядюшкин Сон" (1859) и "Село Степанчиково" (1859). Их многие и читают и ставят на сцене, но часто, в том числе, и потому, что автор - Достоевский. Все остальные - 7-8 довольно смутных, маловразумительных и фантасмагоричных повестей и рассказов- так и канули в безвестности (хотя в процессе писания молодому Достоевскому все грезилось, что вдруг - будет талантливо донельзя и превысит успех "Бедных людей"). "Преступление и наказание" же будет первым в ряду шедевров, затем - "Идиот" и "Братья Карамазовы".
Но окончательным толчком к написанию его станет западня, причем двойная. В первую ловушку - огромные долги перед кредиторами - Достоевского загнала смерть брата и банкротство их общего журнала. Во вторую ловушку он (а точнее, его пагубная и неконтролируемая страсть к рулетке) загнал себя сам. В июле 1865 года он приезжает в Висбаден (курорт и известное игорное место), где два года назад сумел "ухватить фортуну за хвост" и выиграл 11 тысяч франков, а потом постепенно за несколько недель, приходя все в больший азарт, проиграл почти всю сумму. Но в этот раз он почти с самого начала проигрывается вдрызг, все, что было ценного, отдает в заклад, и сидит больше месяца в отеле полуголодный и временами без света (так как обозленный хозяин говорит ему, что на обед и свет он "не заработал"). Во все концы летят отчаянные письма с просьбой о деньгах. Аполлинария Суслова, бывшая "роковая страсть", которая давно уже отзывается о нем без участия и любви, бросаться на помощь не готова. Герцен вежливо отказывает. Тургенев присылает немного. Издатели не подписывают договор под ненаписанный роман и аванса не шлют. А долги растут и буквально - есть нечего.
Спасает барон Врангель (старинный "добрый ангел", друг со старых времен, когда после каторги отбывал солдатский срок в Семипалатинске). И то - только после второго письма-мольбы о помощи. Присовокупив к деньгам короткое увещевание о том, что играть опасно. И еще висбаденский православный священник отец Янышев, поручившийся за Достоевского перед владельцем отеля. Потом при сходных обстоятельствах еще несколько лет кряду Федор Михайлович будет приходить в его церковь в Висбадене, проигравшийся и разоренный.
В попытках найти издателя под задуманный роман Достоевский даже переступит через уязвленное самолюбие и давнюю антипатию, написав издателю "Русского вестника" Каткову, с которым всерьез, до скандала, пикировался на страницах своего бывшего журнала "Время" (причем тема для такого ожесточенной едва ли еще дискуссии, а не брани, была самая неожиданная - "моменты страсти" в пушкинских "Египетских ночах"). Была для этих страстной перебранки еще одна давняя причина: 6 лет назад Катков отказался напечатать "Село Степанчиково", расторг договор и затребовал обратно аванс. Для почти нищего на тот момент Достоевского, который буквально несколько дней как вернулся из Семипалатинской ссылки и вновь делал "первые шаги" в литературном мире, это был удар. Неизвестно, на многое ли надеялся Федор Михайлович, все таки посылая из Висбадена письмо Каткову. Но ответ был положительный - Катков согласился печатать роман и выслал аванс. Деньги, правда, пришли слишком поздно, Достоевского "выкупил" Врангелю.
К нему же после долгой разлуки заедет Федор Михайлович в Копенгаген, обрадует старого друга и будет всю неделю играть с его детьми, а потом, отдохнув душой, вернуться в Петербург, где его осаждают требованиями кредиторы, жалобами и упреками семья покойного брата. А еще - нужно в большой спешке писать задуманный роман, потому, что деньги нужны позарез.
Первая часть шла с трудом и в тяжелых условия - после висбаденского двухмесячного "приключения", а может быть и от общего напряжения всего организма приступы "падучей" повторялись каждую неделю. Общее горячечное и как бы сумеречное ощущение от первых глав романа может быть и от этого отчасти - некоторое время до и после приступа эпилептики находятся в особом состоянии сознания. И еще, как говорили и писали потом в его кругу, он слышал голоса, а иногда в связи с припадками были у него и бредовые горячечные видения.
Вскоре после приезда Достоевского в Петербург из Парижа вернулась Аполлинария Суслова (отец ее был близок к разорению и средств на проживание за границей больше не было). Опять петербургская промозглая и ветреная осень, как и три года назад, когда завязывался их страстный (ненадолго для Сусловой) и мучительный (для обоих и на все отпущенное им время). Аполлинария собиралась работать сельской учительницей (подходящая работа для эмансипе). Достоевский предлагал ей замужество, хоть и был весь в долгах и очень болен, и уже очевидно было, что от прежнего ее чувства не осталось и следа. Их свидания были то тягостны, то превращались в вечный спор и противоречие друг другу. И все в нем раздражало и не нравилось - она писала об этом в дневнике, в письмах знакомым. А на предложение жениться Аполлинария отсылала его к продажным женщинам или кандидаткам в невесты (какие-то слухи доходили до неё, когда она жила в Париже). Конец был очевиден - впереди не было ничего.
На этом фоне писался роман - убийство старухи ростовщицы и ее сёстры, смерть Мармеладова, болезнь и кошмары Раскольникова.
Отношения с издателем вначале складывались тяжело, по какой-то причине он держал Достоевского в полном неведении относительно того, когда будет напечатаны первые главы и устраивает ли его роман вообще. Успокоился Достоевский только в январе 1866 года, за пару недель до выхода номеров "Русского вестника" с началом романа, когда все материалы были уже утверждены и журнал едва ли не в печать отдан. Гонорар будет получен, часть долгов роздана и жизнь понемногу начнет входить в коллею.
Почти сразу, еще до выхода в печать, роман его преподнесет ему первый сюрприз. Накануне выхода номера с первыми главами газеты сообщат о реальном преступлении, совершенном в начале января 1866 и очень похожем на то, что описывал Достоевский. Только московский студент убьет не старуху-процентщицу, а ростовщика со служанкой. На совпадение Достоевский обратит внимание и будет о нем потом рассказывать друзьям. Но слишком долго задумываться не было времени, сроки поджимали. А на нем "висел" еще один роман, письменно (и с угрозой больших неустоек), обещанный издателю Стелловскому (предприимчивый издатель, который "за спиной" у Достоевского выкупил значительную часть его долговых обязательств и стал "диктовать" ему условия сотрудничества). Достоевский аттестовал его едва ли не как разбойника, а за роман пока браться не мог (и он висел над ним "дамокловым мечом").
И все же, и все же... Жить все-таки хотелось, и даже хандра (когда хандра, а когда и приступы тянущей тоски и тревоги, которыми начал он страдать в Петербурге еще лет 20 назад) стала все чаще отпускать. Больше того, Достоевский еще с прошлой зимы начал подумывать о женитьбе и заглядываться на прелестных девушек. Еще в феврале 1864 года, когда тоска по брату и жене была очень сильна, журнал прогорал на глазах, а кредиторы одолевали, он вдруг начал заглядываться на Анну Корвин-Круковскую (младшей сестрой ее была Софья Корвин-Круковская, которая в будущем станет российской математической знаменитостью Софьей Ковалевской). Анна была хороша собой, мечтательна и романтична и тоже грезила о литературе. Отец ее, генерал и губернский предводитель, вёл свой род от венгерского короля Матвея Корвина и известных в русской истории бояр Глинских. Тайная переписка его дочери с Достоевским казалась ему полным скандалом - писатель-не писатель, но бывший каторжник, банкрот, наполовину из захудалого дворянства, наполовину из купцов. Однако - литературные идеи века, ветер свободы... В конце концов он смягчился - и, когда Круковские гостили в Петербурге, Достоевского стали принимать в доме их старых тётушек на Васильевском острове.
Федор Михайлович, горячась, описывал красавице Анне и юной Софье все перипетии своей трагической жизни: казнь на Семеновском плацу, лихорадочный спор с другом-атеистом, кончившийся первым припадком эпилепсии, когда он возгласил, что Христос есть и рухнул в припадке. Его слушали с большим сочувствием. Он даже умудрился сделать предложение среди этих разговоров, и это предложение почти приняли. Однако дело далеко не зашло - оба одумались довольно быстро и поняли, что не подходят друг другу и не были бы счастливы вместе. Да и чувствовал себя Достоевский в «чужом» кругу нехорошо. А Анне он все более казался и слишком нервным, и слишком требовательным. Роман тогда сошёл на нет, едва начавшись (оставив впоследствии дружбу на долгий срок) , и Достоевский, спасаясь от кредиторов и болезни, уехал в Висбаден, где за неделю загнал себя в полную западню.
Но ветер жениховства, такой неуместный, тогда впервые за много лет пронесся по жизни Достоевского. И вновь повеял в ней весной и летом 1866 года. Тем более, что первые части романа имели несомненный успех и он опять становился кумиром и притчей во языцях.
«Успех был чрезвычайный, но не без сопротивления», отмечал современник. Критики отмечали выдающееся мастерство писателя - искренность, тонкие подробности, способность увлечь читателя, да так, что и захочешь - не останешься в стороне. И ещё - ощущение оглушительной правдивости, будто автор и в самом деле долго и близко наблюдал за действиями реального убийцы. Либеральная критика, однако, увидела в романе и атаку на студенчество. Спорили - какие корни имеет Раскольников: медицинские или социальные.
Пока критики хвалили роман и спорили о «темной стороне» современной молодёжи, автор «Преступления и наказания» гостил на даче у сестры Веры под Москвой в окружении целого «цветника» молодёжи, едва ли не очарованный стихией молодости, юмора и энергии. И сам стал одним из заводил всяких шалостей, развлечений и проказ, несмотря на свои 45 лет. Он даже опять едва не женился, увлёкшись 20-летней подругой своей племянницы. Но она вовремя обратила все в шутку. А сестра Вера старалась, но, впрочем, тоже безуспешно, женить его на своей 43-летней золовке.
Разговоры разговорами, но коренное изменение его судьбы было уже совсем близко. И, как почти всегда это было в жизни Достоевского, поводом к чему-то новому и нужному становился либо драматический эпизод, либо удар судьбы.
Подходили последние сроки для написания романа объемом в 10 печатных листов, который он (под угрозой большой неустойки) должен был предоставить издателю Стелловскому. Сроки даже и не то, что подходили - а уже практически вышли все. Написать роман за такое короткое время, да ещё параллельно с «Преступлением и наказанием» (который тоже писался в спешке под выход очередных номеров "Русского вестника") казалось похожим на фантасмагорию. Друзья Фёдора Михайловича даже предлагали ему написать роман «в складчину» - он составляет план, три или четыре человека пишут, а он потом быстро правит слог и «подгоняет» под свой. Но он не стал так делать, а написал все-таки сам. В рекордно короткие сроки - за 28 дней был написан «настоящий», довольно длинный роман «Игрок», не самый лучший, но и далеко не самый худший у Достоевского (и очень «современный» сейчас - про игроманию).
Писать все вручную при такой лютой спешке было невозможно, пришлось стенографировать (50 рублей за лист, при авторской цене 125 рублей за лист). Достоевскому порекомендовали начинающую, но добросовестную стенографистку Анну Сниткину. Она и ее родители Достоевского читали и очень ценили. При первом знакомстве он показался ей очень немолодым, но когда начали разговаривать, впечатление рассеялось. А по мере совместной работы знакомые молодые люди стали казаться все тусклее и бесцветнее. Роман «Игрок» (большая странность ситуации заключалась в том, что молодой девушке он надиктовывал подробности, почти без изменений, «списанные» с их реальных отношений с Аполлинарией) был успешно завершён, издатель получил его в срок, неустойку платить не пришлось. И это само по себе показалось бы чудом, если задуматься. Но долго думать было некогда - надо было надиктовывать третью часть «Преступления и наказания». Все той же стенографистке Анне.
А уже через месяц после знакомства Достоевский собрался с духом и сделал предложение. Анна Сниткина его приняла. Через три месяца их обвенчали. Казалось, что лихорадка, в которой дописывался «Игрок» (и сама лихорадочная атмосфера игорного зала) как-то поспособствовала той быстроте, если не сказать спешке, в которой и принималось решение о женитьбе и готовилась свадьба. Ещё одна странная деталь - последний номер «Русского Вестника» вышел 14 февраля 1867 года, 14-го же февраля состоялся суд над преступником, которого «угадал» Достоевский. 15 февраля состоялось венчание.
Нечего и говорить о том, что семейная жизнь, у самого истока которой стояли такие странные стихии и переплетались такие линии судьбы, оказалась совсем нелегка и изобиловала и резкими поворотами, и тяжелыми испытаниями. Однако оказалось и очень плодотворной.
И большим парадоксом романа «Преступление и наказание» оказалось то, что роман о студенте, по уши залезшем в долги и решившемся на крайнюю античеловечную меру - убийство, помог его автору, тоже находящемуся в долговой западне, выбраться из долгов, причём честным, хотя и неподъемным для обычного писателя, трудом. Из 15 тысяч огромных долгов Достоевским к марту 1867 было уплачено 12 тысяч. Осталось только 3 тысячи, правда, как он писал, «самые злые».
О ранних периодах в жизни Федора Достоевского в моих статьях