31 марта 2022 в Ярославле состоится концерт, посвященный 50-летию джазового музыканта, продюсера и композитора Стаса Майнугина, сообщает Regnum. Концерт должен был состояться ещё в ноябре 2021 года, но был перенесён из-за пандемических ограничений.
Он потомственный музыкант и врач. Его отец Вадим Майнугин — известный пианист и детский хирург. Сейчас Стас играет только левой рукой — правая почти не двигается после инсульта…
Стас Майнугин: Когда я был маленьким мальчиком, мы жили в Рыбинске. Папа, который занимался музыкой и играл в оркестре Аркадия Шацкого отвёл меня в хор «Соколята». Обычная история для пятилетнего мальчика и Рыбинска тех лет. Из ребят, с которыми мы пели и ездили на различные теле‑ и радиопроекты, сформировали первый музыкально-хоровой класс. А потом мы переехали в Ярославль, и здесь я пошел в музыкальную школу по классу фортепиано. И сейчас общаюсь с моими учителями, которых очень люблю и которые мне тогда много что дали.
Тебя сейчас знают как саксофониста. Как ты освоил этот инструмент? Тоже учился?
— Непосредственно — нет. В Ярославле в 14-й школе у нас был школьный ансамбль, меня привели и сказали: вот этот парень может играть на клавишах. Я сначала играл на клавишах, и мы всё пытались найти саксофониста, но не нашли, зато в железнодорожном депо обнаружили саксофон. Он лежал, лежал у меня под кроватью. В один прекрасный день я его собрал и попробовал дунуть. Вот как взял тогда в руки, так больше и не выпускаю. А после при участии папы был создан молодёжный оркестр. И в этом оркестре я начал играть уже на саксофоне.
Тогда и начался в твоей жизни джаз?
— Первый джаз я услышал, наверное, когда мне было года полтора. Я этого не помню, но папа с мамой рассказывали. У нас была магнитола, которую папа включал, а ничего другого он не слушает. Я реагировал, дёргался, подпевал. Потом я увидел оркестр Шацкого. Помню, меня тогда поразили эти жёлтые блестящие трубы, огромное количество людей, атмосфера праздника. А сам я начал заниматься джазом серьёзно действительно в молодёжном оркестре. Мне было лет 17−18, там играли студенты, в основном — музучилища или училища культуры, а также из пединститута и политеха. И я из медицинского. Мы ничего кроме джаза не играли. Руководил нами Вячеслав Николаевич Тихонов и Владимир Воробьёв, который сейчас руководит оркестром имени Павлушова. И это очень хороший музыкант. В Ярославле сильная школа тромбона, а он самый яркий представитель этой школы.
В джазе есть импровизация, и он по музыкальному материалу интереснее, чем рок. Я рок-музыку сравниваю с футболом, а джаз — с гольфом. В футбол играть может каждый — тебе показали, как пинать по мячику, объяснили правила, и завтра ты можешь идти уже играть. А в гольфе только на то, чтобы понять все тонкости, уйдёт полгода. Конечно, футбол тоже сложен, но на начальном уровне ты можешь играть сразу. И с роком то же самое — освоил три аккорда, написал песню — иди выступай. В джазе так не получится. Чтобы что-то на джаз похожее изобразить и начать импровизировать по-настоящему, надо потратить пару лет. Джаз не только у нас в стране, он и в мире не массовое явление.
Ты окончил медицинский институт. Наверное, это тоже был сложный выбор — медицина или музыка?
— По окончании института я уехал в Рыбинск и там работал какое-то время врачом. И продолжал играть в разных оркестрах. Тогда я подружился с Владимиром Хробыстовым, это замечательный музыкант, гобоист. У него была первая частная филармония, потому что в Рыбинске филармонии не было. Он привозил хороших музыкантов, а потом мы сделали джазовый клуб. Он назывался «802». Это пароль был такой во время сухого закона в Америке, чтобы продали нелегально спиртное. Клуб был в кинотеатре «Мир», мы проводили концерты, и первый свой ансамбль я собрал там. А потом я уехал из Рыбинска в Ярославль, и меня пригласили в ансамбль «Плюс один». Там я играл вместе с папой, Мишей Фадеичевым и Андреем Волковичем. А потом начались все эти проекты — звёзды российского и зарубежного джаза в филармонии и в Ярославском театре кукол. Было у кого учиться: я поиграл и с Георгием Гараняном, и с Игорем Бутманом, и с Давидом Голощёкиным. Это всё происходило во многом благодаря папе.
То есть ты выбрал и то, и другое?
— Да, изначально я сразу в двух направлениях пытался реализоваться: занимался сосудистой хирургией и играл на саксофоне джаз. Сложные я выбрал для себя призвания, не хватало только на истребителе летать. Защитил кандидатскую диссертацию по медицине... Но когда музыкальная карьера начала пересиливать, я ушёл из дневной работы врачом в дежурства, чтобы больше времени посвящать музыке. Я тогда много записывался и играл с разными людьми. В 2000-е мы ездили в Германию, потом в Эквадор, по России довольно много.
Для меня здесь примером был композитор Александр Бородин. Он и в хирургической академии работал — биохимию преподавал, был крупным учёным, и при этом написал оперу «Князь Игорь». Я знаю многих композиторов, которые написали гораздо больше и профессиональнее, чем Бородин. У Бородина были проблемы с инструментовкой, ему помогал, к примеру, Цезарь Кюи, который его очень ругал. Но кто сейчас помнит музыку Цезаря Кюи? А «Князя Игоря» помнят.
Ты ведь занялся ещё и продюсированием? Почему?
— Это произошло из-за того, что что я понял: нужно больше площадок для игры в регионе. Площадки были, но небольшие и нерегулярные... Главный редактор «Джаз.Ру» Кирилл Мошков меня порекомендовал на стажировку, и я поехал в Америку учиться музыкальному менеджменту. Ну и, конечно, у меня саксофон был с собой, и играли мы с разными людьми. И после этого достаточно много людей приезжали в Россию. Я познакомился на фестивале за рубежом с Реем Брауном, сыном Эллы Фицджеральд, мы задружились, и он приезжал в Россию много раз. С Леонидом Пташкой из Израиля познакомился, и с тех пор дружим, записали с ним диск, который презентовали в Градский-холле. А сейчас мы пошли по пути приглашения просто хороших очень музыкантов, ярких, хоть и не звёзд первой величины.
Несколько лет назад ты перенёс инсульт. Одним из факторов была как раз активная концертная и продюсерская деятельность, большие нагрузки, стресс…
— У меня, видимо, ненормально всё в голове устроено. Я достаточно спокойно перенёс сам инсульт. Во-первых, я догадывался, что это может случиться и даже не взял ни одного новогоднего корпоратива на 2018 год. Более того, хотел начать более спокойную жизнь и даже назначил дату — 2 декабря. Но немного не дотянул до неё. Был концерт в Петербурге, совпавший с моим днём рождения. Бессонные ночи, алкоголь. А после этого я приехал на ночное дежурство в больницу. В ту ночь были две операции, последняя девушка была на 39-й неделе беременности… А с утра у папы был концерт в честь 70-летия, я туда пошёл. Стрессовые факторы сложились, и меня накрыло. Диагноз я себе поставил практически сразу.
Последствия инсульта достаточно серьёзные, особенно для музыканта — часть тела обездвижена. Но ты вернулся в музыку. Как?
— Во-первых, мне очень помогло, что я сразу не понимал серьёзности всей ситуации. Думал, ну ладно, вот сейчас я годик позанимаюсь и всё, потом всё начнётся. И меня ошарашило, когда первая доктор-реабилитолог, в ответ на мой вопрос «Когда же я стану управлять машиной?» выдала — никогда, всё, привет, парень. А я очень много ездил за рулём. Про саксофон то же самое. Спустя полгода я понял — рука у меня не восстанавливается. И я решил начать играть хотя бы одной рукой. В мире такие прецеденты были. А потом мне очень хороший человек, Анатолий Нехаев, сделал конструкцию, которая позволяла все ноты играть одной рукой. Я играл-играл, стал получше, и потом поехал на гастроли. Ещё я начал петь, пел и до инсульта, но так себе. А сейчас занимаюсь целенаправленно, сколько хватает времени и сил, потому что мне больше полутора-двух часов на саксофоне просто не поиграть...
Полную версию интервью см. на ИА REGNUM.
Концерт должен был состояться ещё в ноябре 2021 года, но из-за пандемических ограничений был перенесён на 31 марта. Он пройдёт в самом современном зале Ярославля — концертно-зрелищном центре «Миллениум».
Интересно? Ставьте лайк (значок с большим пальцем вверх) и подписывайтесь на канал, чтобы увидеть новые публикации!