Кирилл Мошков,
редактор «Джаз.Ру»
23 сентября 2020 исполняется 90 лет со дня рождения одного из величайших певцов ХХ столетия. Рэй Чарлз Робинсон, известный миру просто как Рэй Чарлз (1930-2004), стал ключевой фигурой в истории американской музыки, потому что его творчество было шире стилевых рамок. Блюз, госпел, соул, ритм-н-блюз, джаз и даже кантри: мало кто мог похвастаться владением таким широким стилистическим диапазоном, и мало кто в каждом из этих стилей был так же убедителен, как Брат Рэй, и уж точно мало кто обладал такой мощной исполнительской харизмой, которая исправно воздействовала даже на российскую публику в поздние годы жизни певца (он приезжал в Москву в 1994 и 2000 годах).
В честь 90-летия Гения Соул читаем фрагмент из посвящённой ему главы в моей книге «Блюз. Введение в историю», выдержавшей пять переизданий с 2010 года.
...Аудитория Рэя Чарлза вплоть 1959 года была по преимуществу афроамериканской. Да, его слушали белые музыканты, в том числе музыканты рок-н-ролла; его слушали белые ценители джаза — но по сравнению с несколькими миллионами слушавших его темнокожих американцев эти сегменты аудитории всё ещё были довольно узкими. И вот в декабре 1958 г. на одном клубном выступлении случилась история, которую, наверное, хорошо помнят зрители фильма «Рэй», где она очень жизненно воспроизведена.
С 1954 года и вплоть до 1960-х Рэй по 300 дней в году гастролировал с ансамблем из семи музыкантов, а с определённого момента — и с вокальной группой из трёх или четырёх вокалисток, получившей название The Raylettes. Одной из этих вокалисток была Марджи Хендрикс, с которой у Рэя были весьма, весьма тесные отношения. Надо сказать, что тесные отношения с множеством разных женщин были весьма существенной частью жизни Рэя Чарлза: он дважды женился и разводился, но основная его активность на этом фронте протекала, как правило, вдали от семейного очага. Достаточно сказать, что на протяжении жизни у Рэя было двенадцать детей от десяти разных женщин. Но дело сейчас не в этом. Нам главное понять, что тесные взаимоотношения с противоположным полом играли в жизни Рэя Чарлза чрезвычайно важную роль и, естественно, тем или иным образом отражались в его музыке.
С 1956 года Рэй постоянно возил с собой на гастроли электропиано Wurlitzer, потому что не доверял качеству и степени настроенности акустических роялей в ночных клубах. Иногда ему попадались хорошие рояли, но часто приходилось играть на «вурлицере». Именно так обстояло дело в феврале 59-го, когда в одном из ночных клубов (сам певец не помнил, где именно, но Майк Эванс в книге «The Birth of Soul» утверждает, что в Бронсвилле, штат Пенсильвания) Рэй закончил играть весь отрепетированный с группой материал, а до конца последнего сета ещё оставалось 12 минут. Владельцы клуба угрожали как минимум не выплатить гонорар; тогда Рэй сел за электропиано и велел ансамблю «просто следовать за ним», а «Рэйлетс» — повторять его строки, как это делают при исполнении духовных гимнов в афроамериканских баптистских церквах. Он заиграл несложный, но чрезвычайно прилипчивый блюзовый рифф на электропиано, и ансамбль тут же подхватил тему, а «Рэйлеттс», с которыми — или, во всяком случае, с одной из которых — Рэй достигал почти телепатического взаимодействия — точно, сильно и эротически-призывно стали повторять строчки, которые он импровизировал на ходу. Так продолжалось 12 минут; аудитория сходила с ума, выплясывая между столиками, и Рэй стал заканчивать этой импровизированной песенкой буквально каждое выступление, каждый раз наблюдая одну и ту же экстатическую реакцию аудитории. 18 февраля 1959 г. Рэй привёл своих музыкантов в студию и записал студийную версию новой песни, получившей название «What’d I Say» («Ну что сказать?»)
Звукоинженер Том Дауд в эти дни как раз осваивал новый восьмидорожечный магнитофон, купленный для маленькой студии Atlantic. Том вспоминал, что в момент записи ничего такого особенного не произошло: «Мы записали её так же, как записывали любую другую [песню]. Рэй, девчонки и ансамбль в маленькой студии, никаких наложений. Три или четыре дубля, и готово дело. Следующую!»
Ответственный продюсер Несухи Эртегюн (старший брат совладельца лейбла Atlantic — Ахмета Эртегюна) был первым, кто обратил внимание на невероятно высокое качество получившейся записи. Маленькое помещение студии и восемь использованных для записи дорожек позволили получить очень плотный и чрезвычайно разборчивый звук, равного которому в тогдашней популярной музыке просто не было: можно расслышать, как Рэй шлёпает себя ладонью по ноге, отсчитывая такт в стоп-таймах!
Тома Дауда после нескольких прослушиваний плёнки беспокоило другое обстоятельство: оригинальная запись продолжалась семь с половиной минут — и это в эпоху, когда большинство популярных песен продолжались не более двух с половиной минут, а трёхминутная считалась уже «длинной».
А Джерри Уэкслера и Ахмета Эртегюна беспокоило совсем другое. Они только что выпустили на рынок песню в исполнении чернокожего певца Клайда Макфаттера «Money Honey», невзирая то, что на её распространение власти штата Джорджия объявили запрет — из-за «недопустимо непристойных коннотаций». Теоретически, теперь власти Джорджии могли потребовать их ареста. А песня Рэя Чарлза «What’d I Say» не то что содержала коннотации — она вся была одним сплошным выражением чувственности, мощнейшим манифестом открытой сексуальности. Дело в том, что после определённого момента «Рэйлеттс» повторяют не строчки и даже не слова, а, как бы поприличнее выразиться, призывные стоны Рэя. И повторяют так, что в поведении публики, сходившей с ума на концертных представлениях этой немудрящей песенки, не видишь ничего удивительного. Сам Рэй Чарлз в своей автобиографии написал так:
Я обычно не объясняю свои песни, но если вы не в состоянии понять, про что эта песня, то с вами что-то серьёзно не в порядке. Или, может быть, вы просто ещё не знаете сладких звуков любви.
Тем не менее, вопрос о том, выпускать или не выпускать песню, не стоял. «Мы знали, что это будет хит, без вопросов», говорил Дауд. Он просто свёл три разных версии песни. Первая была для долгоиграющего альбома на 33 1/3 оборотов в минуту: она продолжалась шесть с половиной минут, и из неё были удалены (путём немудрящего вырезания ножницами) только самые «смелые» зовы Рэя и отклики «Рэйлеттс» — вроде призыва «тряхнуть своей штуковиной». Вторая была предназначена для сингла (пластинки с одной песней на каждой стороне, на 45 оборотов в минуту) и представляла собой альбомную версию, разрезанную пополам в том месте, где оркестр на некоторое время прекращает играть, а «Рэйлеттс» стонущими голосами умоляют Рэя продолжить: таким образом, всё самое «смелое» оказывалось на стороне В, которую обычно не все покупатели даже и слушали. Третья же версия была сделана специально для радиостанций, и в ней было ещё меньше «зовов и откликов» — стонов, охов и ахов в исполнении одного мужского и трёх женских голосов.
Выпуск пластинки «What’d I Say» был спланирован на лето: каникулы, молодёжные танцевальные вечера, начало тысяч любовных историй...
Трудно сказать, сколько именно детей в США было зачато в июле-августе 1959 г. под звуки песни «Ну что сказать». Релиз состоялся в июне, но продажи поначалу шли туго: секретарша в офисе «Атлантика» оказалась погребена под письмами и звонками дистрибьюторов, пытавшихся отказаться от распространения сингла с «охами и ахами» на второй стороне. Тогда в ход пошла «очищенная» версия для радиостанций. Тут дело завертелось лучше. 13 июля , в понедельник, эта версия поступила в магазины, и во вторник следующей недели песня появилась в хит-параде журнала Billboard на 82 месте. На следующей неделе она была на 43-м, ещё через неделю — на 26 месте. Некоторые радиостанции — и чёрные, и белые — по всей стране отказывались передавать песню в эфир. Как выразился один критик, удивительно точно угадав эстетическую природу скрещения религиозного экстаза госпел и мирской откровенности блюза, ставшего основным творческим методом Рэя, это происходило «потому, что диалог между певцом и его вокалистками на подпевках, начавшись в церкви, заканчивается в спальне».
Но песня продолжала подниматься в таблицах популярности. Через несколько недель она была на первом месте в хит-параде ритм-н-блюза и — впервые в карьере Рэя Чарлза — на шестом месте в хит-параде поп-музыки, то есть музыки, предназначенной не только для ценителей чёрного звучания, но и для всех. Это означало, что песня, написанная и исполненная в классической форме 12-тактового чёрного блюза, «проняла» массовую белую аудиторию.
СЛУШАЕМ: «What'd I Say» (альбомная версия)
К концу лета сингл достиг «золотых» продаж, то есть точки в один миллион проданных экземпляров, став самой продающейся песней за всю историю лейбла Atlantic на тот момент (то есть за двенадцать лет существования фирмы) и первым «золотым» синглом лично Рэя Чарлза.
Залповый удар был нанесён не только по американскому рынку, хотя последствия его ещё аукнутся в США пять лет спустя, в начале так называемого «британского вторжения». Европа тоже была совершенно ошеломлена! Пол Маккартни, которому в то лето было 17 лет, услышав эту песню, понял, что отныне хочет связать свою жизнь с музыкой, и только с музыкой. 16-летний Джордж Харрисон тем летом побывал в родном Ливерпуле на молодёжной вечеринке, продлившейся всю ночь; в течение восьми часов на этой вечеринке играла только «What’d I Say» — первая сторона, потом вторая, потом опять первая, и так до утра. На следующий год юные The Beatles (впрочем, именовавшиеся ещё The Silver Beatles) отправились на свои первые заграничные гастроли в Гамбург, и там 20-летний Джон Леннон экспериментировал с аудиторией, играя на электрогитаре тот рифф, который Рэй играл на электропиано, и заставляя публику исполнять роль Raylettes, хором отзываясь на стоны и вопли, которые Джон издавал на сцене.
Песню исполняло множество артистов, в том числе и белых. Сам Элвис Пресли записал её версию в 1964-м для фильма «Viva Las Vegas», где приличные с виду белые девушки под эту песню изо всех сил «вертят своей штуковиной». Пятью годами ранее такое было в пуританской Америке немыслимо, невообразимо!
Но особенно популярна была версия белого первопроходца мемфисского рок-н-ролла Джерри Ли Луиса, записанная в 1961: она поднялась до 30 места в хит-параде. Интересно, что те самые радиостанции, которые запрещали диджеям передавать песню в 1959-м, стали передавать её в 1961-м — причём не только в версии Джерри Ли, но и в оригинальной версии Рэя!
Автор песни написал через много лет в своей автобиографии:
Многие из станций, запретивших песню, стали передавать её тогда, когда её спели белые. Мне это казалось странным: неужели белый секс чем-то лучше чёрного секса?
До конца своей жизни, включая два концерта в Москве (летом 1994 и осенью 2000 г.), Рэй Чарлз исполнял «What’d I Say» в конце каждого своего выступления. «Это моя последняя песня на сцене, — писал он. — Если вы слышите «What’d I Say», значит, всё верно: концерт кончился, и я «готов». Не будет «биса», не будет больше ничего. Я кончил!»
Понравилось? Ставьте лайк (значок с большим пальцем вверх) и подписывайтесь на канал, чтобы увидеть новые публикации!