Остросюжетные рассказы, мистика, хоррор

— Извините... Я могу присесть? — слышу чей-то смущённый голос совсем рядом. Поднимаю голову. На меня смотрит хрупкая девушка. Чёрные, с отливом в синий, волосы, карие глаза, пухленькие губы. Одета в лёгкое платье. На вид и двадцати нет. Хмыкаю и указываю на свободное место. — Прошу, раз уж пришла. Не занято. Девушка отодвигает стул, садится и прячет руки под стол. От неё пахнет сиренью. Чихаю. Ненавижу, когда кто-то нервничает рядом со мной: у меня на это аллергия. А ведь каждый второй сиренью воняет, когда приходит сюда...

Тебе это знакомо. Вспомни ползущий по спине ужас, заставляющий накрыться с головой, только бы не видеть то, что притаилось в углу комнаты.    Память, дошедшая до тебя сквозь века. Странные тени на стенах пещеры, невнятные звуки в зимнем лесу, тёмный силуэт в водах озера. Скрип половиц в пустом доме, стук в окно, голос, шепчущий твоё имя. Движение в зеркале позади тебя.    Всё это – страх, живущий на краю зрения. Ему тысячи лет, им пропитана каждая твоя клетка. Он вирусом проник в код ДНК, вписал себя в гены...

"Трагедия жизни есть то, что умирает в человеке ещё при его жизни". Альберт Швейцер Гвен аккуратно спускалась по лестнице. Еще сонная, она старалась не оступиться и в то же время на автомате собирала светлые волосы в пучок. Она проснулась от плача своего малыша и теперь спешила проверить, что все хорошо. Женщина скользнула в маленькую детскую, тут же улыбнувшись. Сын лежал в колыбели, упорно пытаясь попробовать свои ножки на вкус. На белоснежных щечках был розовый румянец, а взгляд темных глаз сосредоточенно наблюдал за вращающимся мобилем...

«Я дерево, дерево, дерево - ни обязанностей, ни прав» В полутьме Витя передвигался медленным шагом, чтобы случайно не наступить на ягоды. Рядом его друг Колян тихо выругался. Нельзя было шуметь и привлекать к себе внимания, но никак не получалось. - Да где они? – спросил Женек, который всегда наплевательски относился к тишине. Витя шикнул на него и наклонился. Трава была сырой от выпавшей росы. Рук коснулась приятная влажность, но по коже побежали мурашки. Страх был, но где-то пока еще далеко...

В дверь забарабанили сильнее. Мужчина с отросшей щетиной, держа перед собой еле горящую свечу и закрывая ее ладонью от неожиданного порыва ветра, открыл дверь. – Прошу, – женщина тяжело дышала. – Мистер Мортимер. – Он все, что у нас есть, – мужчина крепко прижимал к груди еще пока живое тело мальчика лет десяти. Мортимер протянул руки в ожидании, что отец отдаст мальчика. Худощавый от природы, но совсем иссохший из-за болезни, он был похож на отца Мортимера, когда тот проживал свои последние дни...

В комнате ничего не было кроме стула, небольшого письменного стола, стоящего напротив окна, старой продавленной тахты в углу и старинных напольных часов. За окном давно сгустились сумерки, превратив его в чёрное зеркало, под поверхностью которого едва различались голые ветви дуба, слегка раскачивающиеся на ветру. Изредка они приближались к стеклу и слегка освещённые окном напоминали когтистые лапы, тянущиеся к человеку, сидевшему за столом. Часы мерно тикали, но, казалось, что стрелки движутся только тогда когда на них смотришь...