Начало: Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4, Часть 5, Часть 6, Часть 7, Часть 8
Часть 9
1963-1971
Итак, Эрик достиг рокового возраста (35 лет), но, вопреки собственным опасениям, оставался на сцене. Теперь он все чаще совмещал две позиции - танцовщика и постановщика. Первые попытки сочинять свою хореографию Эрик предпринимал еще в 50-е годы, но успех был скромным: он был выдающимся исполнителем, но не хореографом. Гораздо больше он преуспел в постановке классических балетов. Вошли в историю две его работы для Национального балета Канады - “Сильфида” (1963) и “Лебединое озеро” (1967). Помимо художественных достоинств обоих спектаклей и впечатляющей работы, которую Эрик провел с канадской труппой (когда ты еще и балетмейстер, мало станцевать самому - надо еще сделать так, чтобы и другие станцевали свои партии на должном уровне), “Сильфида” примечательна интригой, сложившейся вокруг незапланированного дебюта в этом спектакле Рудольфа Нуреева, а “Лебединое озеро” содержит попытку Эрика уйти в психологический театр и отрефлексировать свои отношения с покойной матерью: вместо злодея Ротбарта в этой версии ЛО действует зловещая черная королева.
Кроме того, повзрослевший Эрик испытывал потребность делиться со следующими поколениями танцовщиков своим опытом, и так появилась его книга “Кроме техники” (“Beyond Technique”, 1968). В 1961 году уже вышла одна теоретическая работа, подписанная его именем, - “Бурнонвиль и балетная техника” (“Bournonville and Ballet Technique”), но действительный вклад Эрика, по-видимому, заключался в том, что он написал предисловие и послужил наглядным пособием, т.е. моделью для фотографий, а остальной текст принадлежал перу балетного критика Лиллиан Мур. “Кроме техники” - это его собственный труд, посвященный нетанцевальным аспектам работы над ролью.
Как мы уже говорили в предыдущей части, руководство Королевским балетом Дании не было доверено Эрику, хотя он и казался самой очевидной кандидатурой. Зато в 1967 году его пригласили возглавить другой Королевский балет - шведский.
Шведская труппа вовсе не принадлежала к числу ведущих в мире. Если говорить начистоту, ее уровень был удручающе низким. Тем не менее, Эрик ощутил что-то вроде спортивного интереса. Нет особого героизма в том, чтобы руководить компанией с уже сложившимся стилем и репутацией. Вы попробуйте взять заштатную труппу и превратить ее в конфетку!
Однако конфетка не удалась. Шведы никак не хотели пробудиться от спячки и сделать над собой усилие, которого требовал от них новый художественный руководитель. Танец не являлся сильной стороной этого коллектива, зато профсоюз у них был на зависть и бдительно защищал танцовщиков от переработок и прочей “эксплуатации”. Эрик пригласил Рудольфа Нуреева, чтобы тот поставил в Стокгольме свою версию “Щелкунчика”, но шведы вовсе не обрадовались возможности поработать с еще одной мировой звездой. Начались шуточки и сплетни об отношениях худрука и приезжего постановщика, а потом и скандалы, когда оказалось, что Нуреев, сам беспощадный к себе трудоголик, еще меньше, чем, Эрик, склонен относиться с пониманием к тому, что кто-то из танцовщиков устал или не может задержаться на репетиции, потому что должен забрать ребенка из детского сада. Эрик чувствовал себя в изоляции. Все его инициативы наталкивались на сопротивление коллектива и саботаж. В отставку он выйдет в 1973 году, но фактически задолго до этого потеряет интерес к вверенной ему труппе и станет появляться в Стокгольме все реже и реже - что, разумеется, потом будет поставлено ему в вину при расторжении контракта.
В частной жизни Эрик тоже не был счастлив все эти годы. Отношения с Рудольфом были мучительны для обеих сторон, и в 1968 году звездная пара наконец-то распалась. Сохранилось письмо от Эрика к Рудольфу, недатированное, но биограф Рудольфа Джули Кавана считает, что оно было написано в 1968 году и знаменовало собой тот самый окончательный разрыв. “Если твоя природа такова, что ты не можешь выдержать одну или две ночи в одиночестве, - писал Эрик, имея в виду бесконечные измены Рудольфа, - значит, ты не знаешь, что такое настоящая любовь”.
Они расстались, что называется, друзьями. Кажется даже, что с этого момента им стало гораздо легче общаться - без ссор и драм. Но это выяснится позднее. На первых порах Эрик был подавлен и несчастен, хотя и понимал, что окончание этого злосчастного романа было благом для него.
Состояние его здоровья все это время было ужасным. Все близкие знали Эрика Бруна как опытного ипохондрика, отказывающегося выходить на сцену из-за любого намека на нездоровье. И, похоже, не принимали всерьез его жалобы. Но непонятные боли в желудке усиливались, и валиум - какой сюрприз - нисколько не помогал, но Эрик продолжал злоупотреблять таблетками и алкоголем, и у него уже не получалось скрывать свое состояние от окружающих. Американский журналист Нил Уивер описал две свои встречи с Эриком Бруном. Первая из них произошла около 1968 года, Эрик еще держался и смог очаровать Уивера как своей красотой и импозантностью, так и светскостью, любезностью и безупречными манерами. Когда они встретились несколько лет спустя, это был уже совсем другой человек - “жесткий и разочарованный. Очевидно, с ним было что-то не в порядке. Внешне он пытался быть любезным, но чувствовалось, что он устал и настроен враждебно”. Эрик рассказал Уиверу, что пишет роман. “О чем он?” - спросил Уивер. “О каннибализме”, - ответил Эрик и ушел. “Подозреваю, я был для него одним из каннибалов”, - проницательно заметил Уивер. Каннибалами были все вокруг. Эрик чувствовал, что его разрушили, выпили без остатка.
Он настолько страдал и душевно, и физически, что несколько раз задумывался о завершении исполнительской карьеры, но его неизменно отговаривали, ведь он все еще был в блестящей форме. Казалось, что годы над ним не властны и он даст фору танцовщикам младше его на два десятилетия.
Но он просто не мог продолжать. Он и так уже задержался на сцене на более продолжительный срок, чем мог рассчитывать танцовщик в самых смелых мечтах.
29 декабря 1971 года 43-летний Эрик танцевал со своей любимой партнершей Карлой Фраччи “Сильфиду” с АБТ, и у него случился жуткий приступ боли в желудке. Он кое-как выдержал до конца (Фраччи вспоминала, что он танцевал просто блестяще), а потом сказал: “Карла, это был мой последний спектакль”.
ПРОДОЛЖЕНИЕ: