Наслушавшись рассказов о предыдущих зимовках, к холодам я готовился основательно: систему отопления, размороженную прошлой зимой, перебрал; лопнувшие трубы заменил. Уголь был просеян и высушен; в сарае сложена солидная поленница дров для растопки. Окна тщательно законопатил, дымовую трубу прочистил от сажи. С продуктами тоже порядок: круп запасено достаточно, а из дома написали, что к Новому Году отправят две посылки по максимальному весу – 8 кг.
И вот зима. Близится Новый Год. Почту мы получаем чаще в деревне. Оно и понятно. До деревни меньше двух километров, до части – пять по прямой. В деревне магазин, да и можно обменять консервы или крупу на молоко, хорошую картошку. Само собой, отлучаться с объекта надо грамотно, чтобы командиры не обнаружили отсутствие.
А в части риск попасться на глаза начальству. Исход зависит от настроения последнего. Расклад очевиден.
Летом с посылками проблем нет. Деревенская почтальонша привозит их на велосипеде от КП корпуса (два километра). До него проложена бетонка. К деревне дорога хуже гораздо. А зимой совсем другое дело: всю почту приходится тащить на себе. Поэтому, если посылка – надо забирать самим от КП.
А перед самым Новым Годом – перестановка. Меня переводят на дальний привод. Напарником будет Гела, грузин, с ним учились в ШМАС.
Чискидов приехал с дальнего, отдал мне свои лыжи: «Перебирайся на дальний привод. Лыжи отдашь молодому, пусть с объекта возвращается в казарму. Возле лыжни увидишь еще лыжи, я их с объекта забрал – тебе разрешаю пользоваться, это я от грузина спрятал.»
Палки в руки, отправился к новому месту службы. Лыжня отмечена вешками, не заблудишься. Зимой можно ехать напрямую, через замерзшую речку. По пути увидел лыжи с палками. До дальнего – метров двести, лень было забрать. Завтра с утра надо в деревню, договорился с почтальоншей, что поеду с ней до КП за посылками, тогда и добегу до лыж пешком. Лежат они у приметного островка кустарника посреди поля – найти просто будет.
Дошел до привода, отдал лыжи молодому, проводили бойца.
Проснулся утром – завывает ветер, метель, темень. Быстро оделся, вышел, в поисках лыж. Кусты – не те. Другие как-то очень далеко и чересчур высокие… Минут пятнадцать отчаянного метания по глубокому снегу… Есть! Нашел! Уже не кусты, а какие-то прутики торчат посреди поля. Отрыл одну лыжную палку. Еще минут пять интенсивных раскопок, и полный комплект! Опаздываю! Бегом в деревню. Нужный дом уже закрыт, света нет. От крыльца следы. Так и есть, опоздал. Придется догонять по следам. Хорошо, почтальонша ушла не слишком далеко, нагнал быстро.
Подходим к КП. Зашли уже на территорию. Как-то становится стремно. Территория воинской части. На мне форменные штаны, сапоги. Сверху поддевка от зимней куртки-технички, без знаков различия, с широким меховым воротником. Пришил к ней пуговицы, чтобы носить отдельно от внешней куртки, так гораздо легче и достаточно тепло. Широкий воротник застегивается так, что под шапкой видны только глаза. Довершает гардероб форменная солдатская шапка. Если встретится дотошный офицер – могут быть проблемы.
Спрашиваю у почтальонши, много ли офицеров на КП. Да, отвечает, сейчас как раз у них пересменка. Дело приобретает опасный оборот. Не хотелось бы объяснять офицерам чужой части, что делаю на территории КП.
Решаю, что лучше пройти за забором до ворот, где ждет ГАЗ-66 с почтой. Рванул в сторону. Два ряда колючей проволоки натянуты между бетонных столбиков. Утро, часовых уже нет, и то хорошо. Снимать лыжи? Некогда. Прислонил палки, перелез через проволоку. Тем же образом переправился и через второй забор. Когда подбежал к воротам, обмен почтой уже закончился, остались только мои две посылки. Быстро упаковал одну в вещмешок; вторая, зараза, в другой никак не лезет, как назло, зацепилась, видимо. Водитель, стоя в дверях КУНГа, замечает, что к нам направляется офицер.
Почтальонша тревожно вздыхает: «Только бы не докопался».
«Это он, наверное, до города хочет, чтобы подбросил» - отвечает водитель. «Пусть только попробует придраться, пешком пойдет!»
Попрощался с водителем и почтальоншей, забросил завязанный мешок за спину, с другим, полуоткрытым, отхожу вглубь леса, вплотную примыкавшего к забору. Там уже, спокойно упаковал ношу, надел вещмешок, двинулся обратно по следам. Вскоре лыжня уперлась в забор в месте моего недавнего перелаза. Посмотрел… Нет, это никак нельзя перелезть, не то, чтобы лыж не снимая, вообще никак. Если бы не лыжня, решил б, что ошибся местом или вообще, плод больного воображения. Развернулся идти полем… Целина, снег рыхлый и глубокий.
В 10:30 начинаются полеты. На дальнем приводе установлен пеленгатор АРП-6. Проводной связи к нему нет, это ГАЗ-66 с КУНГом, стоит в стороне от капитального здания привода, поэтому на полетах надо быть и в пеленгаторе, и около передатчиков привода, на телефоне. Разведчик может запросить пеленг (прибой), и обязательно будут звонить с СКП. Поэтому на полетах необходимо быть на объекте вдвоем.
Но как же медленно получается барахтаться в снегу! Оборачиваюсь назад: может, все же через забор? Нет, это невозможно! Весь уже мокрый от пота, ускоряю темп, но на линейную скорость движение это почти не влияет. Миновал поле, вышел к деревне уже здорово подустав. Тропинка тут утоптанная, так что дело пошло быстрее. После деревни мост через речку; на горку подняться, мимо разрушенной в войну церкви, и вот уже ДПРМ, или «восьмерка» рядом. Сил уже почти нет, так что за церковью один мешок прикопал в снегу, заберу вечером. Можно было бы и бросить на виду, но есть риск, что сегодня придет прапорщик. Увидит – будет скандал и оргвыводы.
На объекте Гела уже места себе не находит: «Звонил Чискидов, тебя спрашивал, я сказал, что ты за водой пошел». На «восьмерке» (название по числу объектов, считая от города: ДПРМ, БПРМ, метео, СКП ближний, РСП, СКП дальний, БПРМ, ДПРМ – как раз восьмой) за водой ходим с ведрами в овражек, метров 250 от объекта. Можно, конечно, снега набрать, но в ручье вода вкуснее, нет снежного горьковатого привкуса. Так что, на такие случаи кратковременная отговорка есть.
Когда отлучался Гела, я на входящий звонок отвечал отрывисто, коротко и с грузинским акцентом, представляясь за него. Как правило, звонивший к голосу первого ответившего не прислушивался, требовал позвать напарника, а вот его уже тестировал на предмет подмены голоса по полной.
Пока я докладываю на СКП о готовности к работе, Гела умчался на пеленгатор. Можно разобрать посылку. Предвкушаю приятные праздники: две мои посылки с разной снедью; да и Гела тоже недавно посылку получил, в которой чурчхела, прочая южная снедь, несколько блоков сигарет Люкс и литровая банка вишневого компота, про который Гела, потирая довольно руки заявил, что это чача, чуть подкрашенная фруктой. К алкоголю и сигаретам я равнодушен. Посылку Гелы явно вскрывали, ящик фанерный, часть содержимого вынули, а на «компот» не польстились. Мои посылки в картонных коробках, обшитые тканью; так просто не вскрыть.
Елка у нас уже заготовлена, стоит в ведре с грунтом. Надо ее украсить. Для этих целей разобрал несколько электролитических конденсаторов. Маслянистая фольга будет мишурой. Б/у радиолампы – елочными игрушками. Из самолетных лампочек типа СМ-24 – гирлянда.
Вечером пришел Серега – его поставили на «семерку», вместо меня. Шурика он оставил на объекте, а сам заявился к нам. С собой привел Славика, того самого, который слил массандру у Новикова. Славик принес трехлитровую банку бражки.
Стол накрыт, собрались уже садиться, как вдруг зазвонил ТАИшник (на самом деле, телефон ТА-57, но по привычке обзывали ТАИ): Серегу срочно вызывают в часть. Вскрылась его самовольная отлучка с объекта. Сообщили так же, что у Гелы завтра наряд, караул. Все-таки настучал прапорщик старшине на строптивого грузина.
Отлив в 0,5л бутылку бражки и заткнув ее бумажным жгутом, Серега убыл. Бражку он по пути спрятал в снежном бруствере на «семерке», где она и осталась до весны.
Встретили Новый Год, посидели примерно до часу ночи, Славик ушел. Утром отбыл и Гела. На улице стало холодать. К утру третьего числа морозы были под двадцать градусов. Южанин Гела решил, что чем больше одежды, тем теплее. Взял в казарме парадные перчатки, поверх надел трехпалые рабочие варежки. До объекта он дошел уже с отмороженными руками и ногами. Поместил побелевшие конечности напарника в холодную воду, пытался аккуратно растереть, возобновить кровообращение. Но понял: дело плохо. Позвонил в часть, доложил ситуацию. Приехали на Колуне Чискидов и Николаевым, осмотрели Гелу, забрали его с собой.
Это был последний день января, когда к объекту проехала машина. Снегопады и мороз под сорок градусов сделали невозможным перемещения между объектами.
Я остался один, если не считать кота с кошкой.
На точке было холодно. Грузин поленился по осени готовиться к холодам. Уголь лежал смерзшейся кучей; котел худо-бедно горел, только если к поддувалу приставить работающий вентилятор, создающий дополнительную тягу – труба, видимо была забита сажей. По объекту гуляли сквозняки; между стеклами высились кучки мелкого снега. Поэтому большую часть времени я проводил, укрывшись одеялом, в кровати, поставив под ее сетку штатный электрообогреватель из комплекта радиостанции.
Вставал только в туалет. Нужник был обустроен за антенным полем, позади сарая. Холод вынуждал расстегиваться заранее, бежать до туалета, делать все необходимое, возвращаться в дом, греться у батареи и только потом застегивать штаны.
Еще одна причина для выхода на улицу – пополнение запасов солярки для ежедневных запусков дизеля и угля - для котла.
Солярка загустела до состояния геля, а узкая горловина цистерны позволяла набирать топливо только с помощью шланга с резиновой грушей, беда только, что груша качать гель отказывалась напрочь. Приходилось оттягивать через шланг топливо ртом, потом сплевывать его в ведро. Небольшое количество сливалось при этом и через шланг; поток солярки быстро иссякал, приходилось повторять процедуру заново. Полные ведра ставил на плиту, теплое горючее уже можно было заливать в бак.
От мороза кожа на руках облезала, смесь угля и солярки отмыть не представлялось возможным.
Аккумуляторы дизеля плохо держали заряд. Непосредственно перед запуском надо было предварительно их подзарядить, иначе двигатель не заводился. Если пропадало электричество, запуск дизеля в одиночку превращался в цирковое представление. Чтобы помогать стартеру крутить двигатель, я привязывал к флажку ключа веревку, второй конец которой обхватывал лодыжку левой ноги. Держа в руках кривой стартер, чуть натягивал ногой веревку, чтобы включились свечи. Отсчитав положенное время, натягивал веревку сильнее, запуская стартер и одновременно помогая ему заводной ручкой. Важно было при этом, чтобы левая нога не сдвинулась с места. Декомпрессор при таком способе не задействовался.
Есть не хотелось вообще. Пил чай со сладостями из посылок.
Спал целыми днями, так что, несмотря на скудное питание, слегка набрал вес. Как-то утром, как обычно, запустил дизель, подбросил угля в котел. Зазвонил ТАИшник: старт предупреждал, что в 18 часов ждем борт. Поставил телефон возле койки, завалился опять спать. Проснулся от непрерывного трезвона. Телефон звонил уже, видимо, не в первый раз. На часах – седьмой час, за окном темень. Я напрочь проспал команду на включение. Это при том, что спал почти круглые сутки!! Подхватился, включил привод, через полчаса сел борт.
Снег на улице не чистил. Тропинки обозначал вешками. Натоптанный снег не заметался глубоко метелью, ходить можно было без труда к сараю или пеленгатору.
В один из солнечных дней решил прогуляться до ручья, за водой. По пути увидел множество заячьих следов. Следы вели на поляну, в центре которой зайцы вытоптали ровный круг метров десять в диаметре. Видимо, тут у них была дискотека. Охотничий азарт отключил способность мыслить рационально, так что вернувшись в дом, оставил воду, прихватил пассатижи и кусок проволоки от расплетенного стального тросика, встал на лыжи и пришел к поляне. Выбрал одну из тропок на опушке, снял лыжи и стал мастерить петлю из проволоки. В варежках это было неудобно делать, так что я снял их – мороз вроде не ощущался. Проволоку натер об осиновую кору, привязал к деревцу. Уронил варежки в снег. Еще пара минут, и вдруг почувствовал, что руки прихватывает морозом. Бросил дурную затею, безуспешно попытался надеть варежки. Снег, попавший им внутрь и мокрые руки не позволили это сделать, руки в варежки не проходили. Чуть поколебавшись (потом же придется возвращаться), подхватил лыжи, инструмент и побежал к дому. Долго отмачивал руки в холодной воде; обморожения удалось избежать.
Дней через пятнадцать морозы ослабели и на точку пришел Вова, осенней партией прибывший в часть из ШМАС. Принес почту и новости. Отвыкнув от человеческого общения, я болтал с ним часами. Был готов разговаривать круглыми сутками, но надо было дать бойцу отоспаться после казармы. Что интересно – сонливость прошла, мог бодрствовать сутками.
Позже, в феврале, когда пришел в часть, встретил Гелу, вернувшегося из госпиталя. Грузину ампутировали отмороженную фалангу указательного пальца. Он рассказывал, что в госпитале с обморожениями было много пациентов. Запомнился пациент, которому отняли ступни ног. Вышел в туфлях за водкой и отказался идти, сменить их на теплую обувь, несмотря на то, что очередь ему обещали сохранить.
А в марте я уехал в отпуск – поощрение за зимовку.
Несколько лет, уже на гражданке, просыпался ежедневно в три ночи. Выработалась привычка – ночью надо было подбрасывать уголь в котел, иначе погаснет.
Олег.
