Впервые Пётр I появится у Пушкина в стихотворении «Стансы», где явно идеализированный образ императора («То академик, то герой, то мореплаватель, то плотник») создан явно как пример монарху нынешнему.
Затем император будет выведен в историческом романе «Арап Петра Великого». Причины обращения Пушкина к этой теме, я думаю, объяснять не нужно. О самом романе и заглавном его герое я уже писала. Сейчас давайте посмотрим на образ императора. Мне кажется, приведённая цитата из «Стансов» очень подходит к описанию государя.
Прежде всего мы видим его внимание к необычному «птенцу гнезда Петрова». В самом начале произведения, где идёт рассказ о пребывании Ибрагима в Париже, читаем: «Император посреди обширных своих трудов не преставал осведомляться о своем любимце и всегда получал лестные отзывы насчёт его успехов и поведения. Пётр был очень им доволен и неоднократно звал его в Россию, но Ибрагим не торопился… и Пётр снисходительствовал его просьбам, просил его заботиться о своем здоровии, благодарил за ревность к учению и, крайне бережливый в собственных своих расходах, не жалел для него своей казны, присовокупляя к червонцам отеческие советы и предостерегательные наставления».
Затем мы увидим встречу героев на почтовой станции за «двадцать восемь вёрст до Петербурга»: «Пока закладывали лошадей, Ибрагим вошел в ямскую избу. В углу человек высокого росту, в зеленом кафтане, с глиняною трубкою во рту, облокотясь на стол, читал гамбургские газеты. Услышав, что кто-то вошел, он поднял голову. “Ба! Ибрагим? — закричал он, вставая с лавки. — Здорово, крестник!” Ибрагим, узнав Петра, в радости к нему было бросился, но почтительно остановился. Государь приближился, обнял его и поцеловал в голову. “Я был предуведомлен о твоем приезде, — сказал Петр, — и поехал тебе навстречу. Жду тебя здесь со вчерашнего дня”». И здесь перед нами прежде всего человек: Пушкин показывает Петра в кругу семьи, приводит его такие простые и, я бы сказала, задушевные представления героя своим близким: «Узнала ли ты, Катенька, моего крестника: прошу любить и жаловать его по-прежнему», «Лиза, помнишь ли ты маленького арапа, который для тебя крал у меня яблоки в Ораньенбауме? вот он: представляю тебе его». Он пригласит Ибрагима обедать, затем оставит у себя ночевать.
Однако даже за семейным обедом государь расспрашивает крестника о Франции, а затем, «очень довольный его ответами», «он вспомнил некоторые черты Ибрагимова младенчества и рассказывал их с таким добродушием и весёлостью, что никто в ласковом и гостеприимном хозяине не мог бы подозревать героя полтавского, могучего и грозного преобразователя России». А чуть отдохнув, он уже будет заниматься государственными делами и диктовать Ибрагиму новые указы и решения.
И, конечно же, увидевший «новорождённую столицу, которая подымалась из болота по манию самодержавия», принявший участие в решении важных дел, произведённый в «капитан-лейтенанты бомбардирской роты Преображенского полка», где сам Пётр «был капитаном», Ибрагим становится верным соратником государя. «Мысль быть сподвижником великого человека и совокупно с ним действовать на судьбу великого народа возбудила в нем в первый раз благородное чувство честолюбия». Он проводит «дни однообразные, но деятельные», видя Петра постоянно: то законодателя, то флотоводца, то учёного. Поразительно замечание Пушкина: «Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная».
И снова сравнение - «Россия представлялась Ибрагиму огромной мастеровою, где движутся одни машины, где каждый работник, подчинённый заведенному порядку, занят своим делом. Он почитал и себя обязанным трудиться у собственного станка».
Мы видим Петра и отдыхающим. На ассамблее он «играл в шашки с одним широкоплечим английским шкипером. Они усердно салютовали друг друга залпами табачного дыма, и государь так был озадачен нечаянным ходом своего противника», что не замечает окружающих, но затем охотно присутствует при наказании провинившегося, которому надлежит выпить «кубок большого орла»: «”Ага, — сказал Пётр, увидя Корсакова, — попался, брат, изволь же, мосье, пить и не морщиться”. Делать было нечего. Бедный щёголь, не переводя духу, осушил весь кубок и отдал его маршалу.
Пушкин покажет и стремление Петра решать судьбы близких ему людей по собственному усмотрению. Именно так он будет устраивать свадьбу своего любимца.
«По окончанию работы Петр спросил Ибрагима:
— Нравится ли тебе девушка, с которой ты танцевал минавет на прошедшей ассамблее?
— Она, государь, очень мила и, кажется, девушка скромная и добрая.
— Так я ж тебя с нею познакомлю покороче. Хочешь ли ты на ней жениться?
— Я, государь?..
— Послушай, Ибрагим, ты человек одинокий, без роду и племени, чужой для всех, кроме одного меня. Умри я сегодня, завтра что с тобою будет, бедный мой арап? Надобно тебе пристроиться, пока есть ещё время; найти опору в новых связях, вступить в союз с русским боярством».
Привыкший ценить людей по их делам, он ни на минуту не задумывается о чувствах предполагаемой невесты и не хочет даже слушать возражений жениха: «Твоя наружность! какой вздор! чем ты не молодец? Молодая девушка должна повиноваться воле родителей, а посмотрим, что скажет старый Гаврила Ржевский, когда я сам буду твоим сватом?»
И Ибрагим в конечном итоге придёт к таким же выводам, подчиняя свои переживания интересам царя и государства: «Государь прав: мне должно обеспечить будущую судьбу мою. Свадьба с молодою Ржевскою присоединит меня к гордому русскому дворянству, и я перестану быть пришельцем в новом моем отечестве. От жены я не стану требовать любви, буду довольствоваться ее верностию, а дружбу приобрету постоянной нежностию, доверенностию и снисхождением».
А царь, не задумываясь о возможных препонах, очень доволен удавшимся сватовством и, встретив Ибрагима на набережной, объявляет ему: «Всё, брат, кончено Я тебя сосватал. Завтра поезжай к своему тестю; но смотри, потешь его боярскую спесь; оставь сани у ворот; пройди через двор пешком; поговори с ним о его заслугах, о знатности — и он будет от тебя без памяти».
В написанном Пушкиным тексте нет продолжения истории сватовства. У многих, как я уже писала, роман Пушкина связывается с фильмом А.Митты, как «царь Пётр арапа женил», где авторы обошлись с Александром Сергеевичем достаточно вольно и где мы видим царя, гневающегося на непокорного Ибрагима. У Пушкина же пока – только забота о крестнике и желание сделать так, чтобы он смог «обеспечить будущую судьбу» свою, при этом царь даже подсказывает, как угодить спесивому боярину (и, кстати, Ибрагим немало преуспел: «Арап… всех успел заворожить. Барин от него без ума, князь только им и бредит, а Татьяна Афанасьевна говорит: жаль, что арап, а лучшего жениха грех нам и желать»).
Только слегка затронута Пушкиным тема наказаний Петром выходящих из-под его воли соратников: «А теперь, — продолжал он, потряхивая дубинкою, — заведи меня к плуту Данилычу, с которым надо мне переведаться за его новые проказы» (то, что «Данилыч» Меншиков не раз отведывал царёвой дубинки, думаю, известно всем).
Тоже слегка затронута типичная для нашей литературы тема дворянина, «отправленного Петром Великим в чужие края, для приобретения сведений, необходимых государству преобразованному», но привёзшему лишь сведения о модах и увеселениях. В романе выведен Иван Корсаков, искренне удивляющийся царю: «Entre nous [между нами], — сказал он Ибрагиму, — государь престранный человек; вообрази, что я застал его в какой-то холстяной фуфайке, на мачте нового корабля, куда принуждён я был карабкаться с моими депешами. Я стоял на веревочной лестнице и не имел довольно места, чтоб сделать приличный реверанс, и совершенно замешался, что отроду со мною не случалось. Однако ж государь, прочитав бумаги, посмотрел на меня с головы до ног и, вероятно, был приятно поражён вкусом и щегольством моего наряда; по крайней мере он улыбнулся и позвал меня на сегодняшнюю ассамблею». Однако же сцена на ассамблее покажет отнюдь не восхищение царя. Заставив провинившегося петиметра выпить штрафной кубок, царь и о наряде его выскажется: «Послушай, Корсаков, — сказал ему Пётр, — штаны-то на тебе бархатные, каких и я не ношу, а я тебя гораздо богаче. Это мотовство; смотри, чтоб я с тобой не побранился».
Выведенный писателем Корсаков, к слову, не вызывает никаких симпатий и у старого боярства: Ржевский именует его «заморской обезьяной». Вероятно, Пушкин планировал продолжение линии этого персонажа, не случайно именно он будет намекать Ибрагиму на возможную неверность избранницы в будущем.
Образ Корсакова явно напоминает о другом литературном герое – Иванушке из «Бригадира» столь ценимого Пушкиным Д.И.Фонвизина, который, «съездя в Париж», гордится тем, что «уже стал больше француз, нежели русский». И, конечно, о позднейшей целой галерее комических героев вроде боярина из «Табачного капитана», наказанных Петром за спесь и невежество.
Приходится только сожалеть (в очередной раз!), что роман остался неоконченным, а при жизни Пушкина увидели свет лишь два небольших отрывка из него – «Ассамблея при Петре I-м» и «Обед у русского боярина».
************
Комментируя помещённые во вчерашней статье мои слова о необходимости точности при разговорах о биографии поэта, одна из читательниц справедливо заметила: «Как часто, особенно сейчас, появляются произведения, в которых авторы пренебрегают необходимостью изучать документы и факты, а гоняются за эффектными домыслами». Увы, не только сейчас, и (ещё более увы!) грешат этим подчас люди весьма солидные.
Читаю статью В.Б.Шкловского о романе. Придерживаясь версии, что соединение Ибрагима и Наташи Ржевской было невозможно (что вполне соответствует и моему восприятию), автор пишет: «Неудача сватовства арапа была предусмотрена уже в первоначальном плане». А затем даёт пояснение: «Ржевская, исторически Сара Юрьевна, дочь одного из любимцев Петра I, была замужем за Алексеем Фёдоровичем Пушкиным. Алексей Фёдорович был сыном казнённого при стрелецком мятеже Фёдора Матвеевича, т. е. его положение совпадает с положением Валерьяна. Таким образом, роман должен был изобразить соперничество предков Пушкина».
Я очень хорошо представляю себе реакцию прочитавшего это человека, восхитившегося замыслом поэта и в очередной раз сокрушающегося о незавершённости произведения.
К сожалению, вредный Архивариус должен в очередной раз сказать «мяу». Да, стольник Фёдор Матвеевич Пушкин был казнён вместе с руководителем заговора И.Е.Циклером (я об этом писала). Но – маленькая неувязочка! – произошло это 4 марта 1697 года. А Алексей Фёдорович Пушкин, отец М.А.Ганнибал и прадед поэта, родился в 1717 году, то есть никак не мог быть сыном казнённого… Отцом его был помещик Фёдор Петрович Пушкин, тоже стольник, поручик Ростовского пехотного полка, вышедший в отставку после ранения, полученного в Прутском походе 1711 года.
Так что роман о «соперничестве предков Пушкина» состояться никак не мог! Хотя и очень жаль.
А о других произведениях, где действует Пётр Великий, - в следующий раз!
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал.
Навигатор по всему каналу здесь
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь